Ленин, скрипя башмаками в наступившей тишине, гарцуя в своем наряде, проходится по комнате, потирает руки:

– Объявляем на съезде! Утверждаем низвержение! И вся власть большевикам! Надо бы, Лев Давыдович, дорогой, – обращается он к остолбеневшему Троцкому, – проект постановления съезда записать. И огласить. Вы что-нибудь набрасывали?

– Да. То есть, ещё нет… – Троцкий переглядывается со Свердловым и незаметно сминает свой проект постановления.

– Ну-с, тогда начнем! Послушайте, товарищ Иоффе, а есть ли выпить чего?

– О чем речь, Владимир Ильич?! «Смирновская»! Чистая слеза! – Иоффе достает бутыль и, наливая в стакан, тихо говорит Ленину: – Очень рад вас видеть. Очень!

– За великую Октябрьскую социалистическую революцию! – провозглашает Ленин, – А что же вы, товарищи? Тут много.

Все в оцепенении. Первым приходит в себя Сталин. Он подходит и наливает себе. А следом другие. Свердлов, Подвойский, Дзержинский, Зиновьев.

Последним к столу подходит Троцкий. Да-а-а. Что тут поделаешь, Лев Давыдович. Так уж звезды встали и карты легли.

Все выпивают за революцию. Стоя.

– Закусывайте, товарищи! – Ленин протягивает блюдо с бутербродами.

Этакое кормление с рук.

Все жуют бутерброды. Ленин оглядывает Свердлова.

Тот одергивает на себе новенькую хрустящую черную кожаную куртку (униформа шоферов броневиков).

– С обновкой вас, Яша. Яков Михайлович!

– Это Иоффе постарался.

– Вот, видите! Для вас постарался, – шутит Ленин, – А меня, бедного, обошел…

Он смотрит на Дзержинского и проверяет свою память:

– А вы… Дужинский?

– Почти, Владимир Ильич. Дзержинский.

– Ну-у-у! Да вас просто не узнать! Вы всегда такой модный поляк. Котелок, тросточка. А тут вот шинель. Мужественно! И сразу ростом выше!