Обернувшись, Васнецов увидел Акасимова, согласно кивнул ему. Он и не предполагал, что такое количество артиллерии стянуто к месту прорыва. Даже здесь, чуть ли не в километре от первой немецкой траншеи, под ногами вздрагивала земля, а каково было фашистам там, где все рушилось и горело. В этом огненном смерче трудно было уцелеть.
В дело включались все новые силы артиллерии. Последние минуты обработки переднего края гитлеровцев были особенно напряженными. По фашистам наносили удар гвардейские минометы.
Еще не смолкли залпы «катюш», а над обороной гитлеровцев зависла советская авиация. Двигаясь волнами, штурмовики сбрасывали боевой груз на позиции противника. Затем артиллерия принялась долбить врага в глубине его обороны.
В ходе артподготовки неплохо работали орудия прямой наводки батарей полка. Расчет старшего сержанта Ильи Фадеева уничтожил закопанный танк и бронетранспортер, старшего сержанта Давида Хайткина — противотанковую пушку врага.
Успех сопутствовал всем подразделениям полка.
Под грохот канонады поднялись в атаку стрелковые батальоны. Ответных выстрелов не последовало. Передний край гитлеровцев оказался настолько перепаханным снарядами и бомбами, что живого места на нем не было.
Вскоре в тыл потянулись группы пленных. Немолодой унтер-офицер, обхватив голову руками, причитал: «Капут… Капут… Капут…» Старший лейтенант Васнецов, провожая его взглядом, невольно вспомнил первые бои, в которых ему довелось участвовать, довольные лица фашистов, их похвальбу о скорой победе.
Противник попытался оказать сопротивление в глубине обороны.
На одном из направлений стрелковой роте преградило путь штурмовое орудие противника. Расчет сержанта Василия Галая вступил с ним в единоборство. Снаряд угодил в боеукладку немецкого штурмового орудия. На воздух взлетели ящики, куски железа. Пехотинцы, ликуя, двинулись вперед.
Тем временем бойцы расчета соседнего орудия заставили замолчать вражеский пулемет. Геройски действовал наводчик сержант Константин Милашин. Он не раз отличался в боях смелостью, находчивостью, сноровкой. Товарищу учились у него поражать цель с первого выстрела.
Накануне прорыва Милашина приняли в партию. Коммунисты батареи немало хорошего сказали о нем. Взял слово и Константин.
— Скоро мы пойдем в бой. Ваше доверие оправдаю. Буду бить фашистскую нечисть, не щадя жизни. Пусть знают — нет им пощады.
В бою с первого выстрела Милашин уничтожил мешавший продвижению пехоты станковый пулемет врага.
Наступая, артиллеристы шли мимо безлюдных фольварков, казалось, вымерших поселков. Входили в населенный пункт, а в нем ни души. В хлевах убитые коровы, лошади, свиньи, овцы. Редко примечали мелкую живность. Горько становилось на сердце при виде этой адовой картины. Бойцы, конечно, слышали, что многие жители Восточной Пруссии, поддавшись геббельсовской пропаганде, в панике бежали в центральные районы Германии. Но слышать одно, а видеть — другое, да еще такое…
— Какое варварство! — глухо сказал командир взвода лейтенант Иван Косицын. — Ничего не пощадили, даже собак умертвили.
Батарейцы вышли из усадьбы и остановились посреди небольшого городка. Кругом двухэтажные домики под черепичными крышами. Через дорогу напротив — распахнутая настежь дверь кафе, по правую сторону — пивной бар с выбитыми окнами. Январский ветер скрипел воротами и поломанными изгородями.
— Жуткая тишина, — подошла санинструктор Маша Кузьменко, — мертвый город.
— Понагадили, теперь возмездия боятся, — произнес старшина батареи старший сержант Плиц.
— Фашизм есть фашизм!
— И я о том. Они у нас без разбора убивали, это внушали своим, сволочи!