Враг в пятнадцати, десяти метрах. Цепь гитлеровцев начала смыкаться. Пора. Чигрин коротким взмахом вскинул над головой руку с зажатой в ней гранатой и с возгласом: «Взяли!..» — бросил ее под ноги гитлеровцам. Тугая волна взрыва и осколки смели фашистов.
До конца пришлось испить чашу солдатской судьбы и батарее старшего лейтенанта Николая Соловаря. Шесть часов кряду фашисты штурмовали рубеж ее обороны. Шесть часов, оглохшие, в пламени разрывов, при непрекращающемся визге осколков и пуль, дрались артиллеристы — до тех пор, пока руки держали оружие, пока бились сердца. Взвод управления отсекал вражескую пехоту от бронетранспортеров, огневики разили фашистские боевые машины.
На подступах к батарее горели два бронетранспортера и шесть автомашин гитлеровцев, когда из рощи появились штурмовые орудия.
— Снаряд! — оборачиваясь к красноармейцу Михаилу Гидулянову, прохрипел сержант Моисеенко; остальные номера расчета уже вышли из строя. Сраженный фашистским осколком боец лежал у орудия.
Моисеенко метнулся к ровику. Выхватил из ящика бронебойный снаряд, подбежал к орудию, зарядил и приник к панораме прицела. Немецкое штурмовое орудие подходило к рубежу 400 метров. Отчетливо виднелись не только свастика, но и блестящее в лучах утреннего солнца отполированные траки гусениц.
Сержант выжидал: когда орудие хотя бы немного изменит направление движения, можно будет ударить в борт (лобовую броню снаряды не всегда брали).
Экипаж штурмового орудия видел, как по огневой позиции метался красноармеец (не придал значения опасности или берег боеприпасы, решив гусеницами раздавить орудие, а вместе с ним и солдата).
Метрах в ста пятидесяти на какие-то секунды механик-водитель подставил борт, но этого времени было достаточно сержанту Александру Моисеенко. Прогремел выстрел. Машина вздрогнула, остановилась и окуталась дымом.
Фашисты наседали. Батарея продолжала нести потери. На огневой позиции оставалось все меньше и меньше людей: вышли из строя старший сержант Роман Пикус, младший сержант Иван Бабий, красноармейцы Василий Шеремет и Сергей Близинский. На огневой правофлангового взвода командир батареи Соловарь застал в живых лишь лейтенанта Иосифа Зеленюка.
Командир взвода ловил в перекрестие панорамы вынырнувший из соснового леса бронетранспортер. Очередь вражеского пулемета вмиг застучала по щиту.
— Получай, гад! — процедил сквозь зубы Зеленюк и нажал на спусковой рычаг.
Герой Советского Союза И. П. Зеленюк.
Бронетранспортер подпрыгнул и завалился в канаву. Следовавшие за ним немецкие автоматчики залегли.
— Иосиф… — дотронулся до плеча Зеленюка старший лейтенант Соловарь.
— Комбат, ты?! — обернулся лейтенант. — Видишь, один я остался, как перст один. Какие ребята… Исаенко, Шеремет…
В налитых кровью глазах Зеленюка было столько тоски и горя, что Соловарь не выдержал.
— Терпи, Ося! Нам нужно продержаться. Обязательно! Подмога подойдет. Должна прийти, вот увидишь!
— Да я им, гадам, вовек не прощу гибели земляков! Буду, как бешеных собак, бить.
Лейтенант шершавой ладонью стер со щеки пот и скосил глаза на грудь, где отсвечивались ордена Отечественной войны I степени и Красной Звезды.