— Никак, идут сдаваться? — тронул комбата за плечо комсорг капитан Марк Спитковский.
Борисенко продолжал рассматривать в бинокль врага, с ответом не торопился. Что-то настораживало его: то ли непрекращающийся гул боя на рубежах соседних батарей, то ли рокот двигателей боевых машин, замыкавших выползавшую из лесу колонну.
— Кто знает, — размышлял вслух офицер, — что у гитлеровцев на уме.
— Да ты не сомневайся, Андрей, — нетерпеливо продолжал Спитковский. — Дай-ка лучше пару солдат, и пойду принимать капитуляцию. Эх, фотоаппарат не прихватил. Хорошая память осталась бы о конце войны.
— Не рано ли, комсорг, размечтался?
— Да ну тебя. Смотри, сколько немцев. Почитай, свыше полутысячи. И без единого выстрела сопроводим в штаб. Вот увидишь.
— Хорошо, — немного поколебавшись, согласился комбат. — Выделю ребят, однако будь осторожен. В случае чего действуй по обстановке. Да и мы рядом, прикроем.
Борисенко посмотрел на стоявшего в траншее командира взвода управления старшего лейтенанта Кровицкого:
— Боря, выдели двоих в распоряжение Спитковского. Да попроворнее. Пойдут капитуляцию принимать.
Вскоре разведчик и связист вместе с комсоргом полка, провожаемые молчаливыми взглядами товарищей, двинулись навстречу вражеской колонне. Шли посредине дороги. Твердо, уверенно, как и подобает советскому солдату, хотя тревожный холодок сжимал сердце.
Гитлеровцы все ближе и ближе. Уже видны их лица — худые, озлобленные.
— Кажется, пронесло, — облегченно вздохнул Спитковский.
Но тут неожиданно гитлеровский офицер опустил белый флаг.
Колонна на глазах начала рассыпаться. Застучали выстрелы, в воздухе засвистели пули.
— Ложись! — крикнул Спитковский.
Парламентеры бросились к придорожным кустам. Пули, сбивая с кустарника листву и сучья, ложились все ближе и ближе. Спитковский упал в канаву, ушиб колено, но даже не поморщился от боли. И тут же обернулся к бойцам:
— Не задело, ребята?
— Нет, — послышалось в ответ.
— Тогда к бою.
«Попали, как кур во щи, — досадовал Марк. — Недаром предупреждал нас Андрей. Ничего, выдюжим. Оружие есть. Да и наши в обиду не дадут».