Лабрюйер подошел к большой, во всю стену, карте Российской империи.

— Где бы тут могла быть Вологда? — спросил он.

— Вот тут, — показал гимназист.

— А Керчь?

— Здесь.

— Ого… Сколько ж между ними?

— Если по прямой — тысячи полторы верст, — подумав, сказал Митя.

Стало быть, где-то на этом пространстве обретается ныне старый мудрый причудник Самсон Стрельский… И антрепренер Кокшаров со своей подругой Терской, и вся компания артистов, с которыми Лабрюйер играл этим летом в ехидной оперетке «Прекрасная Елена»… и Валентиночка Селецкая — вместе со всеми…

Как то сложилась ее судьба? Может, встретила богатого поклонника? Может, даже позвал под венец?

Глядя на карту, Лабрюйер все яснее понимал, что никакой Валентиночки в его жизни не было. А что же было? А одиночество…

Он вернулся в гостиную, где на краю большого стола горничная приготовила чай на четыре персоны.

Гимназистка Сашенька сидела за тем же столом, но с другого конца, срисовывая картинку из книги. Лабрюйер посмотрел из любопытства — это был тяжеленный том Шиллера издательства Брокгауза и Ефрона, а на картинке — Орлеанская дева в доспехах.

Сходства с госпожой Красницкой, впрочем, не было — и на том спасибо.

— Скажите, барышня, в котором томе баллады Шиллера? — спросил Лабрюйер.

Сашенька встала и взяла из книжного шкафа нужный том. Затем помогла найти балладу о рыцаре Тогенбурге.

— Я тоже ее люблю, — призналась девушка и продекламировала вполголоса:

— Дайте… — внезапно охрипнув, попросил Лабрюйер и закашлялся. — Дайте, пожалуйста, книгу…

Он принял в обе руки тяжелый том и, отойдя в сторонку, молча прочитал балладу.

Получилось вроде еще одной панихиды. Лицо Адамсона повисло перед глазами, голос его перекрывал стихотворные строчки:

— Я просто хочу ее видеть… я должен ее видеть… хочу ее видеть…