— Это не имело отношения к вашим делам, — наконец сказал Лабрюйер. — Просто я помог найти отравителя цирковых собачек. Вот и все. Соскучился по своему проклятому ремеслу, понимаете?

— Понимаю. А фрау Шварцвальд оказалась очень понятливой особой.

— Она что-то от меня узнала? Я разболтал государственные тайны?

— Хотел бы я сам знать, что эта публика от вас узнала. Уж если за вами следили — то могли до чего-то докопаться.

— Не могли. Поскольку я был для вас живой вывеской, только что не из жести склепанной, и сам ничего не знал, то они могли ходить за мной хоть до второго пришествия.

— Это вы сейчас так говорите.

— Вы запутались и пытаетесь понять, что делали не так, господин Хорь. И, конечно, ищете виновных, — жестко сказал Лабрюйер. — В ваши годы такое случается.

Хорь не стал возражать — похоже, очень удивился суровому отпору.

И опять они молча смотрели на ворота, а время меж тем шло и шло, а студенты за дверью пели совсем уж дурными голосами знаменитый и пресловутый «Gaudeamus igitur».

Вдруг Хорь стал тихонько подпевать:

— Странный какой-то перевод, — удивился Лабрюйер. — По-латыни так уж точно не пели.

— Я его в песеннике для кадет и юнкеров отыскал. Нельзя было пройти мимо такого курьеза, — ответил Хорь. — Однако… Однако и такое необходимо. Не всем же изъясняться по-латыни.

Он так это произнес, как будто Лабрюйер говорил исключительно на этом древнем наречии, за что заслуживал по меньшей мере десяти лет Нерчинской каторги.

Спорить с Хорем было бы смешно.

Наконец дверь заскрипела. Хорь и Лабрюйер чуть ли не прыжком вылетели из своего укрытия. Студенты, всему миру показывая свое братство, в обнимку протискивались из кабачка на улицу, долго выстраивались и колонну и, поддерживая друг дружку, удалились в сторону Мариинской улицы. Шуму они подняли — как целый полк янычар турецкого султана.

Дверь затворилась.

— Сейчас Фриц и Грета наведут там порядок и тоже уйдут, — сказал Лабрюйер.

— Вы выбрали самое лучшее место для засады.

— Другие — хуже. А страховать от пьяных студентов даже страховое общество «Россия» не возьмется.

Ясно было, что лучше с Хорем вообще не разговаривать — обязательно получится совершенно сейчас не нужная стычка.