– Я никуда не поеду!

В крови взыграло врожденное упрямство. А лестриец пусть думает, что угодно!

– Я тебя не спрашиваю, – и подтянул стремена – как раз под мою ногу.

– Не смотри на меня, как на маленькую девочку, Реннейр. Я сама отвечаю за свои поступки.

– О, поверь, я смотрю на тебя, не как на маленькую девочку, а как на вполне себе зрелую женщину.

Мне показалось, или он сказал это со злостью? С каким-то отчаяньем дернул ремешок на седле и шумно выдохнул.

– Считай, что я о тебе забочусь. Это для твоего же блага.

– Почему каждый считает, что знает лучше, что для моего блага, а что нет?

Еще один учитель жизни на мою голову! Разве это справедливо?

Я завертелась, думая, как безболезненно соскользнуть с лошади, но вместо этого лишь потеряла ботинок. Реннейр вздохнул так, будто я и впрямь была непослушным ребенком, наклонился за ним и другой рукой взял меня за лодыжку – обуть.

– Признаться, я даже немного растерялся, когда тебя увидел, – от твердых мужских пальцев под кожей разбежались мелкие молнии – это было неожиданно, почти больно, но так… хорошо. Злость и обида улетучились вмиг, будто ветер слизал.

Мы столкнулись взглядами. Мой – удивленный, и его – стальной, непоколебимый.

– Пора это заканчивать. Ты не должна так рисковать, Мона. А если бы я тебя не встретил? Тебя могли обидеть, люди здесь не самые добрые, – продолжил твердо, а потом вдруг темные брови взлетели на лоб: – У тебя кровь? – голос стал глуше, и подушечка большого пальца проскользила по косточке, пачкаясь алым. – Откуда?

И снова провел по коже, рядом, чтобы не тревожить ранку. В отличие от голоса, прикосновение было таким бережным, ласковым. Хотелось, чтобы он не останавливался.

– Натерла… наверное… – во рту пересохло, и я смочила губы языком. А Ренн вдруг нахмурился и почему-то отвел глаза.

– Болит?

У меня никто никогда не интересовался, болят ли ноги от многочасовых блужданий по горным тропам, а он спросил. И от этого простого проявления заботы внутри стало тепло.

– Нет… совсем нет. Ни капли.

Не говоря ни слова, Реннейр снял с пояса флягу. Вода обожгла лодыжку, но я даже не поморщилась.

– Спасибо, – и наклонилась, чтобы коснуться руки, которой он все еще удерживал мою стопу.