Н. Н. Князев справедливо отметил, что «Резухин полагал достаточным привлечь на себя возможно больше сил и внести расстройство в глубоком тылу противника, чтобы считать свое задание выполненным на полный балл. При всех своих прекрасных качествах генерал Резухин не мог отрешиться от привычной психологии начальника конно-партизанского отряда, каковым он был на Русско-германском фронте. Партизанскую задачу он, действительно, выполнил блестяще, а армейскую – в весьма слабой форме».

Резухин разбил несколько небольших отрядов красных, но, из-за отсутствия связи и взаимодействия, не смог своевременно ударить в тыл красным, которые действовали против Унгерна под Троицкосавском. Опять пагубную роль сыграло стремление Унгерна дробить силы дивизии. В результате первая унгерновская бригада, в какой-то момент сосредоточившаяся в узком дефиле, была разбита, утратила обоз и основную часть артиллерии. Роковую роль сыграло еще и то, что в самом начале операции барон отказался от немедленного занятия Троицкосавска, занятого тогда еще слабым красным гарнизоном в 400 человек. Причиной стали неблагоприятные предсказания лам. Когда же Унгерн возобновил наступление на город, он уже был занят сильным гарнизоном около 2 тыс. штыков. Ухудшил положение Азиатской дивизии самовольный налет отряда чахар Найден-гуна на кяхтинский Маймачен, занятый отрядом «красных монгол» Сухэ-Батора, первоначально успешный. Однако чахары, ворвавшиеся 3 июня в Маймачен, предались грабежу и убили почти всех китайцев, еще остававшихся в городе. Они были выбиты из Маймачена частями советской Сретенской кавбригады, причем Найден-гун был ранен, а его помощник Баир-гун погиб. В результате в Маймачене, переименованном красными монголами в Алтын-Булак, укрепилась крупная группировка советских войск, угрожавшая Унгерну с фланга. Разложившийся же отряд Найден-гуна, присоединившись к бригаде Унгерна, стал оказывать на нее деморализующее влияние. Поэтому барон счел за благо рассчитаться с чахарами, истратив на это почти весь запас ямбового серебра, и отпустил их в Ургу, якобы на переформирование. Но Унгерн прекрасно понимал, что чахары больше не вернутся. И действительно, Найден-гун с отрядом предпочел вернуться на родину – во Внутреннюю Монголию.

М. Г. Торновский так определяет причины поражения Унгерна под Троицкосавском в сражении 6–9 июня: «Полузамерзший, мало дисциплинированный китайский дивизион, не оказал никакого сопротивления красным. Его словно ветром смело с горы, и красные заняли ключ ко всей позиции – гору. Установили орудия, пулеметы и открыли огонь по проснувшемуся от выстрелов лагерю унгерновцев.

Почти одновременно Сретенская конная бригада, точно выполнившая маневр, с восточных гор открыла огонь по тылам унгерновцев. Паника произошла неописуемая. Все бросились бежать на юг. Унгерн сидел около батареи и проклинал все на свете за полученную рану в мягкую заднюю часть – ранение с точки зрения военного не эстетическое. Едва удалось его усадить в седло и вывезти из опасной зоны. Вне опасной зоны его сняли с седла, уложили на носилки и отправили в Карнаковку, куда он прибыл лишь вечером 8 июня.

Разбежавшиеся части генерала Унгерна, выйдя из полосы огня, стали группироваться около старших начальников. Все они держали путь на Карнаковку. К вечеру 8 июня в Карнаковке собралась большая часть войска, а войсковой старшина Архипов сумел почти весь 4-й полк провести в обход Троицкосавска – Кяхты – Маймачена с юго-запада, и полк был в хорошем состоянии, немедленно выставил сторожевое охранение, прикрыв лагерь у Карнаковки, и отражал все попытки красных дойти до Иро (за этот подвиг Унгерн щедро отблагодарил Архипова, обвинив его в хищении золота и повесив. – Б.С.).

Генерал Унгерн потерял 6 орудий, 8 пулеметов, весь обоз с денежным ящиком, осталась в плену икона «Божьей Матери Споручницы грешных», оставили всех убитых и раненых. Пропали без вести примерно сто всадников, преимущественно монгол, и гурт скота в 450 голов. Надо полагать, они просто сбежали к Сухэ-Батору. По поверке в частях войск вечером 10 июня в строю было 1560 всадников.

Причины поражения были следующие.

Отсутствовал работающий штаб (поскольку начальник штаба Ивановский был в это время у атамана Семенова, а его заместитель Войцехович – под арестом в Хайларе. – Б.С.), почему генерал Унгерн не знал ни сил противника, ни обстановки местности. По этой же причине не было разработанного плана атаки Троицкосавского района. Войсковые начальники не знали «своего маневра», а о «меньшей братии» и говорить нечего – она блуждала в потемках. Все ждали «указки» «дедушки», а ее не было, так как он носился по двенадцатикилометровой позиции, и получить вовремя указания не было физической возможности. Двенадцатикилометровая исходная позиция для боя была несоразмерно велика для двухтысячного отряда. Ни в одном пункте Унгерн не имел кулака в 1000 бойцов, которые, вероятно, и решили бы исход боя еще 6 июня. В голове военного человека не укладывается отказ Унгерна развить достигнутый успех Забиякина, который рвался закончить бой победой. Одна-две сотни ему в помощь и огонь артиллерии по центру Троицкосавска – победа. Такому образу действия Унгерна не находится сколько-нибудь удовлетворительного объяснения. Старые унгерновцы говорили, что они «дедушку» видели первый раз таким пассивным в бою, и они же объясняли эту пассивность тем, что «ламы нагадали» генералу Унгерну счастливым днем, днем победы, не 6 июня, а 7 и 8 июня, почему он и отложил взятие Троицкосавска до 7 июня и, не взяв его 7-го, уверен был во взятии 8 июня. От такого объяснения веет средневековьем, но это объяснение имеет под собой основание.

Роковой же ошибкой генерала Унгерна были две причины: он не атаковал троицкосавский населенный плацдарм ночью с 3 на 4 июня, следом за Найден-ваном, и потерял три дорогих дня, за которые красное командование подтянуло до трех, а через 4 дня – до 5 батальонов 30-й пехотной дивизии с артиллерией, и Унгерн оказался со значительно меньшими силами против регулярной, победоносной над белыми дивизией. Но, несмотря на это, войско могло свободно, без потерь отойти, растянуть красные войска и бить их по частям. Но в ночь с 7 на 8 июня генерал Унгерн не вовремя проявил милосердие – увел от холода войско в долину спать, оставив мало боевую китайскую часть, совершенно не учитывая того, что каждый час передышки усиливал красных подходом все новых и новых подкреплений и, получив их, узнав за два дня боя истинные силы Унгерна, они обязательно перейдут в наступление на его левый фланг, который к тому же остался без прикрытия».

Одной из главных причин поражения Унгерна стало то, что он так и не смог наладить взаимодействие своих частей на поле боя, а красному командованию это удалось.

Тем не менее, Унгерн смог уйти из-под Троицкосавска со сравнительно небольшими потерями. Особенно чувствительной стала утрата обоза и казны. Теперь со снабжением Азиатской дивизии неизбежно должны были возникнуть трудности. Потери же в людях были не велики, в том числе и потому, что красные не решились активно преследовать Унгерна, опасаясь подхода к полю боя бригады Резухина, которая, однако, так и не появилась.

Людские потери бригады Унгерна составили около 440 человек. В это число входит дивизион Найден-гуна в 180 человек, отпущенный домой еще до начала основного сражения. Кроме того, около 100 монгольских всадников дезертировали из других частей бригады. Следовательно, потери русских, бурят и китайцев убитыми, ранеными и пленными во время сражения под Троицкосавском составили около 160 человек.

Унгерн решил не оборонять Ургу, на которую двигались советские экспедиционные силы и красные монголы Сухэ-Батора общей численностью не менее 7 тыс. человек, не испытывавшие никакого недостатка в боеприпасах. Барон понимал, что в открытом поле, при острой нехватке патронов и снарядов и становившемся все более явном нежелании монгол сражаться с красными, даже соединившись с бригадой Резухина, ему не удержать монгольской столицы. Советские войска легко сбили слабые заслоны на пути к Урге, у которых почти не было снарядов, и 6 июля без боя вошли в город, приветствуемые Богдо-гегеном, князьями и ламами. Семьи унгерновских офицеров в большинстве своем остались в Урге, и многим так и не удалось оттуда выбраться.

Заместитель уполномоченного Коминтерна в Монголии и одновременно – уполномоченный (резидент) Разведупра Штаба РККА в Северной Маньчжурии Яков Григорьевич Минскер сообщал 12 июля 1921 года из Урги, только что занятой красными: «До входа наших войск в Ургу хутухта через глашатаев на площадях, базарах города призывали народ встретить радостно Красную армию, указывая, что красные идут, как друзья и никому не причинят вреда. Седьмого июля в пяти верстах от города Красное Монгольское правительство, наши части были встречены начальником дворцовой гвардии хутухты (член Нарревпартии), который и приветствовал от имени хутухты. Весь город был наполнен гарцующими всадниками в праздничных халатах. Правительство, начдив, начбриг получили от хутухты шелковые шарфы в знак его дружбы (и пяти месяцев не прошло с тех пор, как хутухта дарил шелковые халаты Унгерну и его соратникам. – Б.С.). Беспрерывно являются представители монастырей. 9 июля старое правительство передало свою власть Нарревправительству».

Монгольские князья и ламы теперь сделали ставку на Советскую Россию как гаранта монгольской независимости. Власть перешла к красным монголам Сухэ-Батора, опиравшимся на советские штыки. Но у красных монгол и их советских союзников хватило ума оставить Богдо-гегена в качестве духовного главы всех монгол, хотя никакой реальной властью он больше не обладал.

19 июля, узнав о падении Урги, Унгерн писал Богдо-гегену, еще не зная о его предательстве: «В настоящее время, узнав о положении дел вообще и в особенности о Жамболоне, мне чрезвычайно стыдно не только перед Богдо-ханом, но перед последним простым монголом, и было бы лучше, если б поглотила меня земля. О том, что нужно делать в будущем, ведают только особы высокого происхождения. Мне, простому смертному, не ведомо поведение Бога. Думая умом простого человека, полагаю, что занятие Урги русскими красными войсками весьма опасно для Богдо-хана, Маньчжушри и других праведных чиновников. Наконец они всех ограбят и оставят нищими. Так они делают не только в России, но и во многих других государствах. А потому, по моему мнению, будет лучше, если Богдо-хан на время переедет в Улясутай. Таков сон Богдо-хана о передвижении на запад и обратно алтан-вачира (так назывался шарик на шапке Богдо-хана, знак магической силы. – Б.С.). Так как население Тушэтухановского аймака не испытало на себе законы и порядки красных, то мне направляться в г. Ургу опасно. В настоящее время для меня лучше вступить в пределы России и увеличить свои силы надежными войсками, которые не будут поддаваться обману красной партии. Увидев это, красные, боясь быть отрезанными, наверное, вернутся обратно. Правительство Сухэ-Батора и другие будут легко ликвидированы, если не будет помощи красных. Сущность и задачи красной партии знают немногие люди, а также немногие им верят. Эта партия является тайной еврейской партией, возникшей 3000 лет тому назад для захвата власти во всех странах и цели ее теперь осуществляются (барон явно начитался «Протоколов сионских мудрецов». – Б.С.). Все европейские государства тайно и явно пошли за ней – осталась только Япония. По заветам нашего Бога, Он должен услышать мучения и страдания народа и разбить голову этого ядовитого змея. Это должно случиться в 3-м месяце этой зимы. Этот завет был дан свыше 2000 лет тому назад, а потому монгольскому народу осталось недолго ждать, кроме того, если всякий человек не будет заблуждаться и сумеет сохранить свои веру и обычаи, то Бог смилостивится над ними и не допустит распространения грабежей и насилий красных. Это видно из наблюдений над жизнью других народов, а потому монголов, не отдалившихся от веры и обычаев, Бог не оставит. Настоящим подтверждаю перед Богдо-ханом, что пока я буду жив, всегда буду следовать приказаниям Богдо-хана и, не жалея жизни, буду ему помогать. Если распространяются злые слухи, что я, выгнав гаминов и сопротивляясь красным, вызвал вхождение их в Монголию, то это не правда, потому что красные для распространения своих законов должны были, вне зависимости от этого, войти в религиозную и богатую Монголию. Это было видно из того, что они заняли Кяхту, обманывая гаминов, что хотят разбить меня, Унгерна.

Еще раз повторяю мое личное мнение, что было бы лучше Богдо-хану с надежными людьми передвинуться на запад. Дальнейшее многословие считаю излишним».

Это унгерновское письмо, как кажется, так и не было доставлено адресату. Барон был прав, что без помощи Красной армии «красные монголы» Сухэ-Батора немногого стоят. Но он ошибался, когда надеялся, что «белые монголы», которые еще оставались с ним, с энтузиазмом пойдут в поход на север, в чужую для них Россию. Тем более, когда Богдо-геген оставался в Урге под полным контролем красных. Если живой Будда с ними – как же можно против них воевать?

Думаю, что барон все-таки переоценил боеспособность монгольских войск, оставленных для защиты Урги, а также их возможности использовать кустарным образом произведенные оружие и боеприпасы. Он также недооценил силы красных. Не исключено, что Унгерн все-таки не ожидал столь быстрого падения Урги. Как оказалось, у большевиков достало войск, чтобы одновременно и отправить экспедиционный корпус в Монголию, и успешно отразить вторжение Азиатской дивизии в Сибирь. И слишком уж понадеялся, что русские крестьяне и казаки по горло сыты продразверсткой и потому встретят унгерновцев как своих освободителей и с радостью вольются в их ряды, чтобы бить жидов и большевиков. Действительность не имела ничего общего с этими планами. Крестьяне устали от войны, которая, считая с 1914 года, тянулась уже семь лет. А тут еще большевики заменили ненавистную продразверстку твердым продналогом, дали хоть немного вздохнуть. Поэтому практически никто к Унгерну не присоединился. Военное счастье изменило барону, и подчиненные начали думать о спасении. Русские мечтали уйти в Маньчжурию, монголы – вернуться в Монголию. И тем и другим мешал Унгерн. В Китае вряд ли бы приняли с почестями человека, который совсем недавно истребил тысячи китайцев под Ургой. Для бойцов и командиров Азиатской дивизии он стал обузой, а для монголов – главным препятствием для возвращения на родину, где уже хозяйничали красные. Заговор и восстание против барона становились неизбежными.

Люди Сухэ-Батора распространяли демагогические воззвания к монгольскому населению, печатавшиеся в Иркутске. В них, в частности, утверждалось: «Монгольский народ, не поддавайся хитрому обману твоего злейшего врага, японского прислужника и лакея, выгнанного русскими с родины, разбойника и наглого грабителя – вора Унгерна и всех скотов-тунеядцев, действующих заодно с ним. Настала желанная пора освобождения и объединения монгольского, русского и китайского народов в единый братский союз. Пришло время изгнать всех кровопийц-тунеядцев, сосущих народную кровь, преступных воров-грабителей, и твердо взять власть в народные руки».