Не дослушав дежурного, Рулев бросил трубку и рванулся из квартиры, забыв захлопнуть дверь, путаясь в рукавах плаща…
— Так вот, значит, кто тебе нужен, Хмура?! Вот, значит, кто! — повторял майор, сцепив зубы.
Ворвавшись в отделение, Виктор Михеевич окинул взглядом пустое помещение дежурки и похолодел: — «Неужели опередил, Боров проклятый?» И заорал:
— Где они?!
Молодой летёха, задремавший за пультом, вскочил, словно подброшенный невидимой пружиной, и испуганно залепетал:
— К-к-кто «они», товарищ майор?
— Конь в пальто! Задержанные где? Мужик с девчонкой?
— Так… это, здесь они, в камере… — засуетился дежурный.
— Открывай.
Лейтенант суетливо зазвенел ключами.
Тяжёлая металлическая дверь неспешно распахнулась, и в нос майору шибанула сложная гамма запахов. Смрад немытого тела, едкая вонь хлорки и въевшийся в стены запах дешевого табака сливались в специфический «тюремный» букет.
Виктор Михеевич, не замечая зловония, смотрел в угол камеры, где на полу сидел смуглый нерусский. Левый рукав его насквозь пропитался кровью, но кавказец, не замечая раны, баюкал в своих объятьях хрупкую де-вушку. Меловая бледность ее лица странно контрастировала с темной кожей кавказца.
Майор бросился к ней, оттолкнув «черного», подхватил на руки невесомое тело.
— Оля! Олюшка! Ты меня слышишь?!
Дрогнули бледные припухшие веки. Некоторое время девушка смотрела на него, не узнавая, потом прошептала: «Дядя Витя…» — и тихо заплакала. Прозрачные слезинки рождались в уголках глаз, медленно росли, точно жемчужинки в раковине, и, повиснув на секунду на длинных слипшихся ресницах, катились по ее покрытым копотью и грязью щекам, оставляя за собой извилистые дорожки.
— Всё будет хорошо, девочка моя, всё будет хорошо! — бормотал Рулев, сам едва не плача, прижимая к своей груди бессильно поникшую голову Оли.
— Не будет.
— Что «не будет»? — Майор непонимающе поднял глаза на дежурного, перевёл взгляд на кавказца. — Кто сказал: «Не будет»?
— Я, — произнёс кавказец без акцента, на чистом русском языке. — Не будет хорошо! Если срочно не сделать ей укол, она может умереть, а лекарство и шприц забрал этот… — Али кивнул на застывшего в дверях изваянием лейтенанта.
— О, заговорил! — обрадовался лейтенант, но тут же съежился, посмотрел испуганно на Рулева и неслышно испарился, растаял в спёртом воздухе камеры.