— Ты чё гонишь?.. — сердито начал он, но Чика перебил его:

— Ты слушай, бля! Короче, пока мы летёхе по ушам ездим, другой мент тормозит тачку, серебристая такая. За рулем чурбан какой-то. Не знаю, о чем они там базарили, только чурбан этот вдруг срывается и — по газам, аж покрышки задымились. Менты от нас, в натуре, отъе…лись, в тачки попрыгали и за ним! Мы — следом, интересно же! Короче, у чурбана тачка — зверь, прёт под двести, наша «бээмвуха» и то, как в жопе заторчала. Менты видят такое дело и давай палить по колёсам. Чурбанский рыдван кувырк, и в канаву! Менты подлетают, чурку этого волочат, зацепило его, а потом… потом, смотрю, кобылу из машины вытаскивают! — Чика замолчал, переводя дух.

— Слушай, ты, урод! — потеряв терпение, закричал Лом. — Что за мудянку ты мне тут гонишь?! Дело говори!

— Так я и говорю! — заторопился Чика. — Помнишь, ты мне фотки мужика и бабы давал? Говорил еще, что Крот за них награду обещал?

— Ну! — мгновенно напрягся Лом.

— Так вот, она это, точняк! Мужик не тот, а баба — один в один.

— Ты уверен?! А то от дел меня оторвал, понимаешь…

— А я тебе про что целый час толкую? — обиженно загудел в трубку Чика. — Бля буду — она! — И вдруг усмехнулся: — Знаем мы твои дела! Ты, смотри, с Люськой поосторожнее. А то она тебе через хер всю душу высосет!

Положив трубку, Лом задумался, потер щетинистый подбородок…

Девушка придвинулась к нему, потерлась о крутое плечо розовым соском.

— Подожди ты! — рассеянно отмахнулся от неё бандит и, поколебавшись, потянулся к телефону.

— Он — никто! Понятно?! И фамилия его — никак! — Меряющий кабинет широкими шагами Крот остановился у окна, заложил за спину коротковатые руки и с минуту беззвучно шевелил тонкими синеватыми губами, точно убеждал сам себя, пробовал сказанное на вкус. — Он обыкновенный, сраный человечек, чмо и лох… Я правильно говорю? — Федор Петрович оставил изучение падающих за окном снежинок и обратил бледное, одутловатое лицо к пятерым сидящим за огромным столом.

Пятеро согласно закивали: мол, правильно.

— Но если он лох и чмо, то почему он не жрёт водку и не сидит тихо, а бегает по городу и пачками цокает моих людей? — Крот обвёл тяжёлым взглядом присутствующих.

Тихомиров, Толбоев, Романов и недавно заменивший покойного Ваню Хлыста старший бригадир Славик Косой потупились и развели руками, пожали плечами: не знаем, мол. И только Хмура, развалясь в кресле, увлеченно наблюдал, как за окном, на подоконнике, суетится воробьиная стайка.

— Почему он до сих пор жив?! — заорал Крот, багровея, наливаясь дикой злобой. — Ты! — Он ткнул пальцем в Тихомирова. — Я дал тебе два дня на его ликвидацию. Чью голову ты мне принёс, его или свою?

Глеб Фёдорович с трудом поднялся из-за стола. Его жирное тело тряслось, как кусок студня. Круглое, румяное лицо скомкалось и гримасничало.

— Фёдор Петрович… как бог свят… не понимаю ничего, — забормотал он, обильно потея и вытирая красный загривок огромным клетчатым носовым платком. — Сначала Боксёра с тремя «быками». Не парни, звери. Наутро все четверо с дырками во лбу… Пятерка Беса на пожарище у Кацмана… а сам Бес пропал. Потом Хлыст с Фролом и этот… Жданов. — Тихомирова вдруг передернуло так, что его брыластые щёки затряслись.

— А сегодня утром из почты жена достала вот это… — Глеб Фёдорович трясущейся рукой передал Кроту клочок бумаги, на котором от руки печатными буквами было написано: «Ты следующий». Под надписью была нарисована цифра «12».

— Я тоже получил такую, — подал голос молчавший до этого Гарик Толбоев. — Только у меня цифра другая — «14». Четырнадцатое ноября через шесть дней…