— Кто ты? — говорю я, и мой голос дрожит, несмотря на мою самую смелую попытку поверить в себя.

— Терпение, — упрекает он, на его губах играет извращенная улыбка. — Всему свое время.

— Отпусти Алекса, — говорю я, не в силах сдержать отчаяние в голосе.

— Ах, но это же не весело? — от смеха этого мужчины в моих венах стынет кровь. — Нет, моя дорогая. Сначала тебе придется сыграть в игру.

— Алекс! — кричу я, мое сердце разрывается при виде его связанного и раненого. Мужчина со шрамом усмехается, насмехаясь над моими страданиями.

— Как трогательно. — выплевывает он, и в его голосе сочится презрение.

Николай прищуривается, изучая лицо мужчины.

— Ты кажешься мне знакомым, — осторожно говорит он. — Но этого не может быть…

— Конечно, может, — зловещим тоном возражает мужчина со шрамом. — Мы играли вместе, когда были детьми, Николай. Ты должен меня помнить.

Глаза Николая расширяются от недоверия, и он задыхается.

— Нет. Это невозможно. Ты мертв.

— Кто он? — шепчу я.

— Сюрприз! Отец прятал меня на этом складе. Я был в коме до десяти лет, а потом, когда каким-то чудом я очнулся, вместо того, чтобы принять меня обратно в семью, он спрятал меня. Последние шестнадцать лет со мной обращались как с заключенным.

— Это невозможно, — задыхается Николай.

Мужчина делает паузу, на его лице расплывается кривая ухмылка.

— Нет, как раз наоборот. На самом деле Лука знал обо мне все. Он навещал меня чаще, чем мой собственный отец.

Я сжимаю кулаки, гнев и страх накатывают на меня, словно неистовые волны.

— Лев, то, что с тобой произошло, ужасно, но Алексей ничего не знал. Он не виноват, — умоляет Николай, и вдруг все становится ясно. Мужчина, стоящий передо мной, — мертвый брат Алекса, только он очень даже жив.

Глаза Льва сужаются, на его губах играет холодная улыбка.

— Алексей никогда не должен был управлять семьей, — говорит он, расхаживая по комнате, как хищник, выслеживающий добычу. — Но отец решил, что лучше оставить меня «мертвым», потому что ему было так стыдно за своего сына со шрамами. — Его взгляд задерживается на Алексе, который извивается на стуле, его глаза пылают гневом. — А ты, Алекс… Настолько высокомерный, ты запретил Луке взять Амелию в качестве платы за ошибки нашей семьи. Все, что мне нужно было сделать, это сидеть сложа руки и ждать, пока эта семья развалится на части сама по себе.