— Кодовое название «Гнилое море». Приступайте, капитан.

На берегу залива притихшие штурмовики провожали взглядами три фигуры, связанные в единую цепь длинной веревкой. Первым шел командир — Глеб Шубин, за ним следовал Ломидзе, а замыкал шествие Василий. К поясу каждого бойца была привязана охапка с кольями для установки вешек, которые должны были обозначить будущий маршрут. Глеб сделал шаг, второй, третий: ледяная вода тисками охватила тело, хлынула в сапоги, пропитала одежду; его начал бить озноб; на несколько секунд от жуткой боли в каждой мышце, от холода, что каленым железом прожигал тело миллионами стальных иголок, разведчику показалось, что затея их страшная и опасная. Нет никакой дороги, они останутся навсегда в этом черно-сером заливе, в Гнилом море. К ощущению холода добавилось жжение в ногах, от соли щипало кожу, глаза разъедало брызгами грязной жидкости Сиваша. Несколько раз Шубин с тревогой оглядывался — как там его товарищи? Если сержант Ощепков мгновенно нашел баланс, он загребал руками и помогал себе покачиваниями вместе с волнами, то Серго растерялся под натиском огромной массы воды. Он крутил головой, пытаясь увернуться от брызг, бьющих в лицо, широко раскрывал рот, опасаясь, что сейчас захлебнется. Глеб дернул веревку и показал жестом — втыкай вешки, хотя он сам планировал первым начать это делать, чтобы обозначить метки для будущего маршрута. Только сейчас он оставил это на минера, чтобы тот отвлекся на другую работу и перестал опасаться борьбы со свинцовой тяжестью Гнилого моря.

Они шли по пояс в воде, с трудом передвигая ноги в толще воды. От Сиваша исходил могильный холод, он сжал их в студеных равнодушных объятиях, отчего хотелось смириться и расслабить тело, скользнуть на дно и успокоиться там навсегда. Но они шли через эту ледяную массу, двигались с одной мыслью — вперед! Серго отсчитывал триста шагов и втыкал со всего размаху вешку, чтобы острый конец прочно ушел в мягкое дно, скованные холодом руки плохо его слушались, но он рычал, как зверь, при движении, и это помогало хоть на несколько секунд ощутить свое стылое тело.

Вода стала резко убывать, все ниже и ниже, пока не осталась плескаться мутной жижей чуть ниже колен. Отступила ледяная вода, но теперь ветер продувал насквозь тела военных под мокрой одеждой. А под ногами заскользила грязь — смесь из ила, грунта и соли. Она чавкала, налипала на сапоги жирным слоем и жадно втягивала в себя при каждом шаге. Теперь Глеб сам начал терять равновесие, при каждом шаге он то падал на колени, то заваливался вбок, проезжая лицом по густой грязи. Наконец сообразил и принялся втыкать колья, чтобы помочь самому себе удержаться на ногах. В голове отсчитывались шаги, так было легче уговорить себя не упасть в это жидкое черное месиво, чтобы передохнуть хоть секунду от стылого холода и пронизывающего до костей ветра. О том, что они живы, еще не застыли от холода, еще чувствуют что-то в этом ледяном кошмаре, напоминало только хриплое дыхание, теплым облачком оно вырывалось изо ртов разведчиков. Сами они превратились в черные силуэты из-за грязи, облепившей тело, каждый уже несколько раз упал в жидкую скользкую кашу, и теперь по болотистой равнине ползли три согнутых от резкого ветра, терзающей их боли черных фигуры.

Шубин поднял голову: впереди серое месиво разрезали ломаные черные линии. Берег! Глеб, как и научил старик, направился левее, там, где береговая линия вздыбилась рваным холмом и нависла над Гнилым морем. Само море уже превратилось в бесконечное болото, ноги утопали по щиколотку в хлюпающей топи из земли, гнилых водорослей и морской воды. Каждый шаг давался с трудом, разбухшие от воды сапоги присасывала жидкая грязь, будто желая оставить разведчиков в этом месте навсегда. Шубин повернулся назад, как раз когда Василий Ощепков развязал свой моток, чтобы достать последние колья на вешки. Командир остановил его:

— Оставь их нам, будем опираться как на клюку!

С палками дело пошло легче, они отталкивались от дна и так преодолевали мощную силу заболоченной земли. И хотя пологий берег манил своей близостью, казалось, вот еще пара сотен метров — и они смогут выбраться из скользкой чавкающей трясины. Шубин следовал советам старика, он забирал все левее и левее, делая крюк по небольшому грязевому карьеру, чтобы подобраться к более крутому подъему. Лицо стянуло от подсыхающей грязи, на ветру толстый слой превратился в маску, прижег кожу и, казалось, грыз ее обжигающей болью из-за едкой морской соли.

Наконец добрались до основания изрезанного выступами берега. Глеб со всей силы ударил колышком, но его острие отскочило назад, до того земля оказалась замерзшей. Еще удар, еще! Комки грунта полетели в стороны, острие вошло в землю, зацепилось, и палка повисла рычагом в обрывистой стене берега. Глеб навалился на нее всем телом, чтобы еще сильнее вогнать в железную мерзлоту, от усилий телу стало теплее: кровь быстрее побежала по венам, ноги и руки налились силой; плечи распрямились, а голова заработала яснее. Он понял — надо двигаться как можно быстрее, чтобы согреться. Командир повернулся назад и просипел севшим голосом:

— За мной, вперед, вверх. Работайте палками!

Они начали карабкаться вверх, помогая себе кольями. И замысел Шубина сработал: крутой берег теперь скрыл их от ветра, а быстрое движение вверх, резкие усилия разогнали застывшую кровь. На крутой обрыв они выбрались хрипящие, задыхающиеся от напряжения, но уже живые, с бурлящей силой внутри. Они прошли Гнилое море и остались живы!