— Конспирация? — уточняю я, когда мы остаёмся без чужих ушей.

— Она самая, — Дрейк аккуратно снимает с горшочка «крышку» из теста. — И чтобы не вызывать подозрений, предлагаю по-братски делить Васину часть на всех.

— Я пас, — быстро отказывается Ольга.

— Как хочешь. Но, Тимыч, на тебя я рассчитываю.

— Рассчитывай, — киваю я. А Ольга почему-то обижается ещё сильнее.

Пока гости заняты солянкой, на помосте организовывают выступление струнного трио. В составе только девушки: блондинка альт, брюнетка скрипка и огненно-рыжая виолончель. Все трое прекрасно музицируют и очаровательно милы в своих чёрных концертных платьях. Однако виолончелистка хороша особенно, и именно на ней Дрейк останавливает задумчивый взгляд искушённого ценителя женской красоты. Нет даже тени сомнения, какой цели служит букет, о возможности заказа которого он вполголоса осведомляется у делающего перемену блюд официанта.

Мне предоставляется редкая возможность в подробностях пронаблюдать за разворачивающимся ритуалом ухаживания. Начинается всё с цветочной корзины, которую «наш» официант приносит к сцене во время короткого перерыва между композициями. На вполне естественный вопрос девушек он даёт координаты дарителя, и в нашу сторону тут же устремляются три горящих любопытством взгляда. Дрейк салютует музыкантшам бокалом просекко, обаятельно улыбается, вызывая ответные улыбки, трепет ресниц и прочие милые женские реакции. Теперь даже если в реальности дело не зайдёт дальше невербальных знаков, в кулуарах офиса это будут обсуждать с такими подробностями, словно собственноручно держали свечку.

— Репутация — наше всё? — негромко интересуюсь у Дрейка.

— Ну так, — усмехается он в ответ краешком рта. — Пускай завидуют.

Ольга прекрасно нас слышит, но подчёркнуто молчит. Бледный цвет лица и заострившиеся скулы придают её красоте небывалую аристократическую утончённость, до которой, говоря объективно, виолончелистке далеко. Я вновь невольно задаю себе вопрос: почему этого не видит Дрейк? Неужели потому, что не хочет видеть?

Между тем гости подкрепили силы после тяжёлого трудового дня, и в зале начинается броуновское движение. Живую музыку сменяет запись, создающая приятный фон для разговоров, девичье трио собирается уходить с помоста.

— Разомнусь слегка, — встаёт из-за стола Дрейк. — Не теряйтесь.

— Это ты не теряйся, — возвращаю пожелание. — Впереди ещё десерт.

Коллега хмыкает, по-своему проассоциировав последнее слово, и уходит. А Ольга тут же откладывает в сторону вилку и нож, которыми методично кромсала давным-давно остывшую отбивную.

— Тим, — под небрежной интонацией звенят до предела натянутые струны, — у тебя найдётся сигарета?

Мне вдруг становится стыдно. За свой праздный интерес к чужому гендерному спектаклю, за равнодушную слепоту Дрейка, за то, как мало мы даём себе труда думать о тех, кто рядом.

— Предлагаешь совершить никотиновый променад? — надеюсь, моя беззаботность звучит естественнее Ольгиного безразличия. — Найдётся, конечно. Идём?

Вот так, чтобы у неё не было возможности увильнуть от компании.

— Да, — аналитик соглашается без желания, я прекрасно её понимаю, но одиночество — штука не всегда полезная.

Место для курения больше похоже на зимний сад с окнами в французском стиле. Вентиляция здесь выше всяких похвал, отчего Ольга зябко поводит плечами. За то фантомное прикосновение, которое случается, когда я делюсь с ней сигаретами и зажигалкой, успеваю заметить, что кончики пальцев у неё ледяные.