— О чём задумался? Вот, держи свой кофе с печеньками.

— Спасибо, — я сосредотачиваюсь на моменте передачи кружки из рук в руки. Координация движений у меня сейчас хромает на обе ноги, поэтому опрокинуть на себя горячее сложности не составит. — Задумался, как всегда, о всякой ерунде.

Дрейк вопросительно приподнимает брови, ожидая продолжения. По какой-то своей причине обычно он находит мои выдумки интересными.

— Примерял на тебя образ античного героя, — сознаюсь я.

— Неординарно, — хмыкает коллега. — В духе «Муза, скажи мне о том многоопытном муже, который, странствуя долго со дня, как святой Илион им разрушен, многих людей города посетил и обычаи видел»?

— Да, что-то в этом роде, только не так складно: до переводчиков старика Гомера мне как до звезды небесной. Кстати, знать «Одиссею» на память тоже не самое обычное дело.

— Ай, брось, нашёл знание — одна жалкая строфа! Просто однажды понадобилось блеснуть интеллектом перед одной, м-м, любительницей всего античного, вот и нахватался по верхам всякого разного.

— Ну, по моему дилетантскому мнению, нахвататься разного от муз всяко лучше, чем от Венеры, — средней паршивости острота, однако Дрейк усмехается так, будто шутка вышла вполне достойной.

— Полностью согласен, — и без перехода спрашивает: — Что у тебя случилось? С девушкой поссорился?

Я знаю: если лаконично отвечу «нет», то других вопросов не последует. Пускай на первый взгляд Дрейк производит впечатление непробиваемого эгоиста — чужие настроения он умеет чувствовать очень тонко. Когда даёт себе труд, конечно.

— Тётушка умерла. Вчера были похороны.

Вот так. Я это сказал, а значит принял.

— Мои соболезнования, — шутливым интонациям больше нет места. — Получается, ты теперь совсем один?

— Да, — и это невозможно больно. Никогда не думал, что умею испытывать настолько сильную душевную боль.

Дрейк молчит, но за его молчанием я слышу подлинное сопереживание. Как будто наша дружба — не игра, полгода назад придуманная Андреем Вертинским. Как будто он не увлечён ею с жаром подростка; как будто я, глупец, не подыгрываю изо всех сил; как будто интерес однажды не сменят скука и разочарование.

— Слушай, Тимыч… Может, злоупотребим после работы?

— Ты разве не за рулём? И потом, как-то нездорово начинать злоупотребления с понедельника.

— Мы исключительно по сорок капель, а машина нормально переночует на стоянке.

Нельзя отказывать, когда тебе искренне хотят помочь.

— Ладно, на сорок капель согласен.