– Спасибо, Сальвадор. Сколько стоит наша поездка? – к этому времени он возил меня уже пару часов.
– Сто пятьдесят песо вас устроит? Это около двадцати американских долларов.
Я вытащил сорок долларов из бумажника и протянул ему.
– Нет. Двадцати долларов недостаточно. Пожалуйста, примите это. Я хотел бы, чтобы у меня было в десять раз больше денег, чтобы заплатить вам. Спасибо за все, мой друг. И прежде чем вы скажете что-то мне в ответ… De nada.
Приданое Юголандии
Поездка на автобусе Tres Estrellas de Oro обратно в Колиму была потрясающей. Хотя оба автобуса были полностью заполнены, я и там, и там занял место у окна, и когда я не спал, то убивал время, глядя на удивительное звездное небо. Я осмотрел вокзал Гвадалахары во время нашей короткой пересадки, но не увидел парня с двухлитровой бутылкой «Маунтин Дью», который продал мне загадочные сэндвичи, но витрина с ними все еще была там. Я не подходил к ней ближе чем на три метра. Знаем мы уже эти сэндвичи.
Когда я вернулся в Колиму рано утром следующего дня, на городской площади кипела жизнь. Несколько групп детей школьного возраста резвились вокруг, ожидая прибытия своих автобусов. На мальчиках были рубашки с накрахмаленными воротничками и черные брюки, на девочках – белые блузки и темные юбки в клетку. Одежда напоминала форму для католической школы, и этим утром дети выглядели так, как будто сегодня им предстояло что-то особенно важное.
Я ожидал, что «желтый школьный автобус» остановится и заберет детей, но подъехавший автобус был сине-белым с каймой из белых шариков, звенящих на ветровом стекле. Это был старый школьный автобус.
Он подозвал меня к себе и спросил:
– ¿A dónde vas?[55]
Он махнул мне рукой, приглашая подняться, и жестом показал, чтобы я шел в заднюю часть салона. Я был по крайней мере на двадцать сантиметров выше потолка в автобусе, и моя голова была скована двумя рядами поручней из оцинкованной трубы – что, очевидно, было чертовски забавно для полного автобуса школьниц. Сгорбившись, чтобы не задевать потолок, и волоча за собой рюкзак, я вызывал фальшивые крики паники и визг позади себя: «¡El es Frankenstein!»
Автобус взорвался какофонией криков, смеха и хора «Франкенштейн!» «Франкенштейн!» «Франкенштейн!» Это была истерика. Я не мог удержаться от того, чтобы немного подыграть, резко выставляя левую ногу вперед, волоча правую (вывернутую наружу) за собой и очень медленно пробираясь в заднюю часть автобуса.
Водитель, должно быть, наблюдал за шоу в зеркало или, что еще хуже, через плечо. Автобус занесло вправо, и наши шины задели бордюр. От резкого поворота руля автобус как следует тряхнуло, и головы каждого пассажира мотнулись сначала вправо, а затем влево. Моя находилась между двумя поручнями из оцинкованной трубы, проходящими по всей длине потолка, о которые я и ударился. Я упал, как мешок с мокрым цементом, и снова вырубился.
Не знаю, как долго я был без сознания, но этого было достаточно, чтобы водитель автобуса склонился надо мной, когда я открыл глаза. Помогая мне подняться на ноги, он проводил меня до передней части автобуса, спустил по ступенькам и вывел через открытую дверь.
Он окликнул молодую женщину, стоявшую за прилавком магазина напитков на другой стороне улицы. Они обменялись несколькими фразами, прежде чем меня передали на ее попечение, и автобус тронулся. Она усадила меня на один из полудюжины или около того барных стульев, которые занимали всю длину стойки, высыпала лед (по половине черпака на каждое) в два кухонных полотенца, свернула их и заставила меня держать по одному с каждой стороны головы. Закончив с этим, она занялась приготовлением и подачей мне невероятного свежего коктейля из папайи, банана, апельсина, яйца, кокоса и меда. Я был без ума. Я имею в виду смузи.
После того как я знатно приложился головой (дважды!), я обрадовался возможности просто посидеть с мешками льда. Размышляя, может ли в данных обстоятельствах заморозка мозга быть действительно хорошей идеей, я сделал еще один долгий глоток смузи через соломинку.
– ¡Gracias!¿Como te llama?