Гюнтер Ралль воевал на Восточном и Западном фронтах, получил звание майора и стал командиром истребительной группы. Он закончил Вторую мировую войну, имея третий результат среди всех асов – 275 побед. В последние месяцы он служил в системе ПВО Рейха, и американский плен стал для него началом новой карьеры.
«Я родился 10 марта 1918 года в Гаггенау, это маленькая деревенька в Шварцвальде. Мой отец был торговцем, и когда я родился, он служил в армии в годы Первой мировой войны. Впервые он увидел меня, лишь когда вернулся домой. У меня есть сестра, которая все еще жива и живет в Штутгарте, который я считаю родным городом. Моя семья переехала туда, когда мне было три года, поэтому я вырос и получил образование в Штутгарте. Я кончил там начальную и среднюю школу, которую мы называли гимназией. Там я в течение 9 лет учил латынь и еще 5 лет – древнегреческий и азы английского. Основной упор делался на литературу и гуманитарные предметы, а не на математику и точные науки. Мы сдали последние экзамены, и в возрасте 18 лет я стал фенрихом в пехотном полку.
Я никогда всерьез не думал об авиации. Я был скаутом в Христианской организации молодых людей до того, как Гитлер разогнал ее и создал Гитлерюгенд. Я был местным чемпионом по спринтерскому бегу и прыжкам в длину. Я любил походы и отдых на природе. Когда Гитлер стал канцлером, безработица исчезла, наши враги покинули Рейнскую область и Саар, прекратилась выплата репараций, началось возрождение армии. Великая Депрессия для нас закончилась гораздо раньше, чем для остального мира. Наверное, все это и произвело на нас такое впечатление.
Когда начались его безумные речи о большевиках и евреях, я подумал, как и большинство остальных, что это всего лишь очередной политик, пытающийся завоевать внимание народа. Однако мы все-таки понимали, что коммунисты представляют колоссальную угрозу. Они затеяли революцию в Германии сразу после окончания Великой войны. Я несколько раз встречался с Гитлером за время войны, и каждый раз это была странная и необычная встреча. У нас была введена призывная система, и я начал военную службу в качестве кадета в пехоте в 1936 году, уже в звании обер-фенриха я учился в Дрезденском военном училище. Мы пришлось сдавать сложные экзамены, но, поговорив со своими друзьями, ушедшими в авиацию, я решил, что пехота – не совсем то, о чем я мечтаю. Летать показалось как-то лучше.
Я решил стать офицером люфтваффе. Я думаю, такая жизнь была лучше. Кроме того, мне требовалась работа. Моя летная подготовка началась в 1938 году. В это время началось какое-то безумие. На первое место вышла политика – зачистка штурмовиков, Хрустальная ночь – все это сбивало с толка. Лично я ничего не понимал.
Я начал полеты как обер-фенрих люфтваффе, за что должен быть благодарен пехоте, но в конце концов я сдал экзамены и получил звание лейтенанта. В то время люфтваффе просто не имело возможности готовить всех своих новичков, поэтому к нам приходили кадеты из армии и флота. Я стал летчиком и начал летать в 1938 году в Нойбиберге – пригороде Мюнхена. Мне все это очень понравилось. Командиром моего звена в это время был Гюнтер Лютцов. Позднее мне еще пришлось узнать о нем. После окончания обучения меня направили служить в II./JG-52.
Я начал патрульные полеты на границе с Францией еще до начала войны. Нам было запрещено пересекать границу и вторгаться в чужое воздушное пространство. Иногда германские пилоты перехватывали французские самолеты-разведчики, иногда наши разведчики залетали во Францию. Впрочем, со мной такое не случилось ни разу. Я оставался в районе Штутгарта с сентября 1939 до января 1940 года, когда мы перелетели в Страсбург, и меня перевели в 8-ю эскадрилью. Затем мы отправились в Мангейм, где и оказались к началу наступления во Франции.
В своем первом бою я побывал, когда мне уже был 21 год. Свою первую победу я одержал 12 мая 1940 года. Вы знаете, что практически всем летчикам-истребителям всех стран в годы войны было менее 30 лет. Многие наши летчики начали летать, когда им было по 18, кое-кто был даже моложе, когда началась война. Свою первую победу я одержал, потому что моему звену было приказано сопровождать разведывательный самолет, и мы увидели 12 истребителей «Кертисс» Р-36, намеревавшихся атаковать его. Это произошло на высоте 8000 метров над Диденхофеном. Первая победа придала мне уверенности, это очень важно для молодого пилота.
Мы передвигались на запад следом за наступающей армией и наконец оказались на французском побережье возле Кале. Там наши истребители приспособили для полетов над водой. Мы получили спасательные жилеты, ракетницы и надувные лодки, которые лежали в кабине на случай, если нас собьют. Я служил в одной части с Крупински, Баркгорном, Штайнхофом и некоторыми другими. Это был единственный раз, когда я встретился с Марселем, так как он тоже служил под командованием Штайнхофа. Он был симпатичным парнем, но имел отвратительную репутацию. Баркгорн знал Марселя еще по летной школе и предупреждал меня: «Держись от него подальше». Кончилось тем, что Штайнхоф отчислил Марселя, но это уже совсем другая история.
Позднее мы летали вместе на Балканах и в России, но Марселя отправили в Африку. Во Франции во время нескольких полетов мы столкнулись с Королевскими ВВС в боях над Ла-Маншем и южной частью Англии. Мы атаковали конвои и другие цели. Полеты были недалекими, так как нашим самолетам не хватало топлива, мы просто не могли залететь подальше.
Итак, начались бои над Англией. Это была уже настоящая война, и нам часто приходилось довольно туго. Англичане были великолепны. Их летчики были отлично подготовлены и великолепно мотивированы, они имели отличные самолеты, а моральный дух был высоким. Они дрались великолепно, часто мы думали, что деремся против самих себя. В то время наша эскадра еще не имела большого опыта, так как была сформирована относительно недавно. Мы учились в боях над Ла-Маншем и несли огромные потери от летчиков Королевских ВВС. Я очень их уважал.
К несчастью, нас заставили сопровождать пикировщики Ju-87В, которые были очень тихоходными. Мы летели на Ме-109Е в качестве непосредственного сопровождения и были вынуждены отказаться от своей скорости, чтобы не потерять их. Мы тащились вместе с бомбардировщиками через Ла-Манш навстречу «харрикейнам» и «спитфайрам», которые уже поджидали нас, и мы несли огромные потери. Я потерял своего командира группы капитана фон Хувальда, когда служил в III./JG-52. Буквально за две недели погибли адъютант группы и все три командира эскадрилий. В результате меня, молодого лейтенанта, имевшего всего 4 боевых вылета, назначили командиром 8-й эскадрильи или 8./JG-52. В результате я командовал ей три года за исключением 9 месяцев, когда я лечил поврежденную спину.
«Спитфайры» не уступали нашим истребителям, а «харрикейны» были немного хуже. Они были тихоходнее, но имели меньший радиус виража и неважное вооружение. Зато наше вооружение, особенно 20-мм пушки, было великолепным. Наши пилоты были великолепны, у нас приходился один офицер на пятерых унтеров и фельдфебелей. Одна группа люфтваффе примерно соответствовала авиакрылу Королевских ВВС, а три группы составляли эскадру. То же самое существует сегодня в Бундеслюфтваффе. Эскадра имеет 120 истребителей, группа – 40 истребителей, каждая группа состоит из 3 эскадрилий. Однако у нас никогда не имелось такого числа самолетов. Позднее в России 60 истребителей считались хорошим числом для эскадры.
Когда Гитлер отказался от вторжения в Англию, нас отозвали в Германию, и мы оказались недалеко от Берлина, где готовили новых пилотов и получали новые самолеты. Это была новая модель Ме-109Е, а потом нас отправили в Румынию. Мы должны были защищать нефтяные поля, гавани, заводы и мосты через Дунай, ведущие в Болгарию. Как ни странно, но Румыния до сих пор оставалась нейтральной страной. Мы базировались недалеко от столицы страны Бухареста. Но мы там пробыли совсем недолго, с декабря 1940 по март 1941 года. Мы много времени потратили на обучение румынских летчиков, которые также получили Ме-109.
Что самое интересное, мы жили в отеле, где также жили англичане, французы, русские и американцы, хотя мы в это время воевали с Англией и Францией. Вот что означает нейтралитет. Мы много говорили с ними. Мы знали, что Бухарест буквально кишит шпионами, поэтому нам приходилось быть осторожными. Мы все ходили в один ночной клуб. Когда нас перебросили в Болгарию, началась кампания в Югославии и Греции. Я также участвовал в боях над Критом в мае 1941 года. Мы остановились в Афинах, и мне очень понравилась Греция. Позднее нас перебросили на острова, где были построены аэродромы. Это сократило время полета до Крита, и мы получили запасные аэродромы на случай повреждения самолета. Также была создана спасательная служба, чтобы подбирать пилотов обеих сторон, которые сели на воду.
Там я еще раз встретился с Иоахимом Мюнхенбергом. Мы в Афинах жили в одной комнате. Он оказался умным и хорошо образованным человеком, и очень мне понравился. Некоторое время он командовал JG-77, но потом он погиб, и до конца войны в Африке эскадрой командовал Штайнхоф.
На Крите шли тяжелые бои, мы поддерживали наших парашютистов. Мы должны были сбрасывать контейнеры с оружием и припасами, каждый из них был маркирован немецким флагом. Парашютисты должны были указать занятые ими районы, чтобы мы не атаковали собственных солдат. Английские и южноафриканские пилоты были чертовски хороши, как и над Англией, они вели оборонительные бои. Мы снова летали, чтобы атаковать, это означало, что для боя у нас снова будет меньше топлива. Когда их сбивали, они не попадали в плен и могли летать снова, если не получали раны. Нам казалось, что они всегда ждут нас. Я вернулся со своей группой в Румынию, когда бои на Крите завершились. Там мы получили новый самолет Ме-109F, который был гораздо лучше старой модели.
Он имел закругленные законцовки крыльев и новый мотор Даймлер-Бенц DB-603; по моему мнению это была лучшая из моделей Ме-109. И тут в июне 1941 года началась война против России. Я остановился в цыганской дерене, и люди ко мне очень хорошо относились. На второй день войны нам приказали перебазироваться в Констанцу. За первую неделю мы сбили от 45 до 50 советских бомбардировщиков, пытавшихся атаковать цели в Румынии. В наше подразделение прибыл Ион Антонеску и лично поблагодарил нас. Простые румыны также нас благодарили. Затем нам пришлось перебазироваться на восток следом за наступающей армией, и мы действовали с аэродромов рядом с линией фронта на юге России и Украины.
Там мы узнали, что война не закончится за несколько недель, как обещал Гитлер. Настала зима. Я не могу передать, насколько было холодно, а у нас не было зимнего обмундирования. Мы жгли костры под истребителями, чтобы масло в моторах не замерзало.
Дела у меня шли хорошо, и я уже одержал более 30 побед, когда был сбит и едва не погиб. Это произошло 28 ноября 1941 года. Я летел между Таганрогом и Ростовом. В это время было очень холодно, температура опустилась до минус 40 градусов. Я со своим ведомым вылетел на свободную охоту во второй половине дня, и мы столкнулись с русскими истребителями И-16. В это время на земле шли упорные бои. Уже начало темнеть, когда я после схватки с русским сбил его, он загорелся и упал на землю. Но меня вдруг что-то на мгновение ослепило. Я был дурак и не обратил на это внимания, так как следил, как падает сбитый самолет. Но в этот момент ко мне сзади подкрался другой русский, и его очередь заклинила мой мотор. Я находился над русской территорией, поэтому понятно, что я сразу повернул назад, чтобы достичь немецких позиций. Сплошной линии фронта не было, однако я видел немецкие танки.