Отец Корнелиус посмотрел на Уокера вопросительно. Полли проследила за их молчаливым обменом взглядами. Хоть это и «Проект Карги – Холцера», но в том, что касалось найденного им самостоятельно, отец Корнелиус предпочитал отвечать перед своим начальством.

Уокер кивнул в знак согласия. Все трое аспирантов угрюмо посмотрели на них – им явно не нравилась мысль, что свежая информация могла пройти мимо них.

– Здесь тот же метод записи, – сказал отец Корнелиус, указывая на гроб. – Какими бы соображениями ни руководствовался тот, кто писал на крышке и выдавливал символы на битумной оболочке, здесь использовано точно такое же смешение языков. Я обнаружил несколько повторяющихся элементов. Шумерская составляющая является ключевой. И я пока не знаю, с какого угла на это смотреть. Если бы я понял, почему определенные языки использовались для записи определенных фраз, то можно было понять и все остальное.

Полли вновь взглянула на Уокера, словно он был здесь самым главным начальником.

– Языки – моя специальность. Я могла бы помочь.

Уокер ожидал, что священник посмеется над ее предложением. Без сомнения, в других обстоятельствах он бы так и сделал. Но теперь отец Корнелиус только поднял голову и внимательно посмотрел на молодую женщину с зелеными волосами и выбритыми висками.

– Буду только рад, – ответил он.

Но Уокеру показалось – по дрожи в голосе и быстрому взгляду, – что священник нуждается не столько в помощи, сколько в опоре, которую может предоставить присутствие Полли. Присутствие кого-то, кто кажется надежным и сильным среди слегка потрепанных жизнью людей.

Ким шагнула в сторону, чтобы освободить место для Полли. Уокер ожидал, что она что-нибудь пошутит по этому поводу, но Ким просто записала что-то в дневнике и молча застыла на несколько секунд. Казалось, она с трудом держится на ногах. Обеспокоенный Уокер подошел к ней.

– Секундочку, – сказала Полли, заглянув в гроб. – Вот эти отметины…

– В смысле, пятна, – ответил отец Корнелиус. – Да?

– Вы говорили, что их могли оставить трупные жидкости.

– Я и сейчас так думаю.

Остальные студенты придвинулись поближе. Очнувшись от задумчивости, Ким вытянула шею, чтобы получше рассмотреть внутренности гроба. Уокер подошел к Полли и священнику, встал за их спинами и стал вглядываться в выгравированные символы и темные полосы в том месте, где раньше лежало тело. Картина напоминала меловое очертание, которое полиция рисует вокруг трупа на месте преступления.

– Я бы взяла образцы, чтобы удостовериться… – произнесла Полли. – Но по-моему, контур слишком четкий, чтобы его можно было списать на трупные пятна.

Ким держала ручку наготове, словно молодой нетерпеливый репортер.

– И что, по-вашему, это значит?

Уокер почувствовал, что все его сомнения начинают рассеиваться. До сих пор он пытался придумать другие объяснения не только странному поведению персонала, но и этой огромной, нависшей над ними нелогичности – невозможному местоположению ковчега. Как ни крути, но другие объяснения можно было допустить только с большими натяжками. Несколько раз за карьеру он попадал в ситуации, когда вера в сверхъестественное могла существенно облегчить его работу и даже жизнь, но он преодолевал себя и в итоге всегда находил материальное, биологическое объяснение непонятному. Он часто сталкивался с экстраординарным, иногда пугающим, но никогда – со сверхъестественным. Но теперь ему стало ясно, что он всегда искал нечто большее, как ни трудно было это признать. Одновременно считая оккультизм и «истинное зло» не более чем темой для детских сказочек.

Но теперь он смотрел внутрь гроба и сам видел то, на что указывала Полли. Темная часть испещренного письменами дна гроба, а именно та, которая соприкасалась с кадавром… в общем, след от трупа потемнел не только по причине выделившихся из разлагающегося тела жидкостей.

– Деревянная поверхность обожжена, – произнес он.