Она любила рассказывать о своих путешествиях в Советский Союз. Один раз у нее даже завязался роман на пароходе, во время круиза из Сочи в Одессу, с молодым черноморцем, – она, все-таки, была неравнодушна к морякам. И так как он проводил больше времени с Елизаветой у нее в каюте, чем на вахте, боцман спустился к ней и, застав их в постели, не догадываясь, что англичанка прекрасно говорит по-русски, строго отчитал его и с простой советской откровенностью заметил: «Ну, на кой черт тебе эта старуха?»
«Что? Это я старуха?!» – не стерпела Елизавета.
Боцман на несколько секунд потерял дар речи, а потом оторопело спросил: «Ты что, ее русскому языку уже научил?»
– Подумать только, такое про меня сказал! – возмущалась Елизавета. – Мне тогда было всего сорок с небольшим! Нет, я этого так, конечно, не оставила. Пошла к капитану и потребовала извинений, пригрозила контракт расторгнуть. И что вы думаете? Сам капитан извинялся…
Иногда она чувствовала повышенный интерес к своей особе со стороны, как она говорила, «кей джи би». Как-то раз с ней даже побеседовал человек из этой организации и, может быть потому, что эта встреча закончилась шампанским в ресторане, слово «кей джи би» она скорее произносила с оттенком таинственности и любопытства, чем с подлинной опаской и боязнью.
– Как ваш Джон? – поинтересовалась я.
– Который? – спросила Елизавета, лукаво улыбнувшись.
Дело в том, что у нее был бой-френд, которого, как и сына, звали Джон. Он был младше ее лет на двадцать пять, но это не мешало их «дружбе» и перешло со временем скорее в родственные отношения тетушки и племянника. Джон никогда не был женат, то ли по застенчивости, то ли еще по какой-то одному богу известной причине, и прилепился к Елизавете почти на двадцать лет. А она умело пользовалась его привязанностью, раскошеливая его время от времени на различные поездки и холидей.
– Ваш сын, – уточнила я.
– А, он больной, – махнула рукой Елизавета, – совсем больной. Старый такой стал, с бородой. Сидит в wheelchair[16], а она его возит.
При упоминании о своей невестке Елизавета недовольно скривила рот. Она не любила невестку за то, что та была недостаточно образована. Не умела одеваться и вести хозяйство так, как это понимала Елизавета. Но смирилась с ней, как с судьбой. И будучи по воспитанию и манерам уже англичанкой, никогда не вмешивалась в их жизнь, даже когда дело касалось болезни ее сына, тем более что невестка ухаживала за ним, а это было нелегко: Джон страдал артритом и уже несколько лет был прикован к инвалидной коляске.
– А как Майкл? – продолжала спрашивать я.
– Майкл? Он ничего себе, такой сексапил… Вы же знаете, он женат на китаянке, но это ничего. Только дети на нее похожи, китайцы, – она засмеялась и, втягивая резко носом воздух, забавно хрюкнула. Она часто так хрюкала, и так натурально это у нее получалось, что эта странная привычка уже не вызывала удивления, а как-то органически сочеталась со всем ее обликом.
Она приходила так по воскресеньям, без звонка, ждали ее или не ждали. Всегда спрашивала: «Ну, как вы? Все хорошо?», – и, не дожидаясь ответа, сама отвечала: «Все хорошо…» Усаживалась на диван, обкладывалась подушками, закуривала и вздыхала: «Так устала, так устала. Совсем старушка стала…»
Сколько времени так продолжалось: год, два, три? Иногда она исчезала на несколько недель, потом появлялась снова. Ругала английскую погоду, наш городок, местных жителей: «Вы подумайте, одни только старики и старухи. Ужас, какая скучища!»
Она хотела уехать отсюда, поставила свой дом на продажу и, так как дело это было долгое, терпеливо поджидала своего покупателя. А покупателей было мало. Почти никого не интересовал дом, владение которым ограничивалось во времени. Оставалось всего шестьдесят лет. Срок, казалось бы, немаленький, но все понимают, что время идет быстро. А продлить его стоило денег, и немалых, которые, возможно, у Елизаветы и были, но она не собиралась тратить их на это, хорошо понимая, что не вернет эту сумму с продажи недвижимости.
Дело затягивалось, один раз сорвалось уже при обмене контрактов, но все равно покупатель нашелся. Это была уже немолодая женщина, которая хотела купить дом в хорошем месте и поселиться среди местной буржуазии.
А место у Елизаветы действительно было очень неплохое. Она жила на территории старой усадьбы, большой дом которой был перестроен и поделен на несколько роскошных квартир. Когда-то на территории усадьбы, как и было положено, стояли конюшни, которые со временем перестроили в терасхаусы. Вот такой дом и был у Елизаветы.
Все было бы хорошо, если бы покупательница могла сразу выложить деньги. Так ведь нет. Ей вначале надо было продать свою недвижимость, а ее покупателям – свою. Вот в этом и была загвоздка. Это был пазл, который не складывался, если нет одной части.
Но Елизавета умела ждать. Она умело подогревала интерес этой дамы к своему дому. Познакомилась с ней поближе, время от времени приглашала ее к себе на чашку чая и рассказывала ей занимательные истории, а проще говоря, сплетни о своих буржуазных соседях, не забывая напомнить и о своем дворянском происхождении. А та тлела многолетним неугасающим желанием войти в круг состоятельных чопорных англичан, наивно думая, что близкое соседство с ними сделает их равными.