Крупный нос, вздернутый кверху, большие, светло-зеленоватые, слегка прищуренные глаза, тонкие, накрашенные помадой губы, растянутые в улыбку, придавали ее лицу сходство с лисьей мордочкой, хитрой и лукавой.

– Ну, как вы?– следовал традиционный вопрос и, не дожидаясь ответа, Елизавета продолжала: – Все хорошо? Все хорошо… – как бы спрашивая и сама отвечая.

Ей было уже за семьдесят, хотя худощавость и короткая стрижка явно молодили ее, но глаза и морщинистое лицо упрямо выдавали возраст.

Елизавета достала пачку сигарет и, открывая, протянула ее моему тринадцатилетнему сыну:

– Ну, будешь?

Он как-то странно хмыкнул, не совсем понимая, то ли она шутит, то ли говорит серьезно, и вышел из комнаты.

Жмурясь и моргая, она прикурила от зажигалки, жадно втягивая дым, и пока я искала что-либо подходящее, что могло бы заменить пепельницу в доме некурящих, стряхивала пепел в свою ладошку.

– Ну, какие новости? – спросила Елизавета, отхлебнув глоток кофе и ставя чашку с блюдцем обратно на стол.

– Да вроде никаких. Уж какие тут новости, в этой глуши, – вздохнула я.

Разговор часто заходил о месте, в котором мы жили. Это был маленький городок на юго-востоке Англии, скучный, как все провинциальные городишки. «Как же я этого сразу не разглядела?» – думала я, живя здесь все эти годы. – «Все дело случая»… А случай был самый прозаический.

Однажды, оказавшись здесь в яркий солнечный день, увидев синий с бирюзой пролив Па-де-Кале, переполненный людьми огромный пляж, вальсирующих на набережной пенсионеров, у меня вдруг резко притупилось восприятие действительности. Возникло чувство умиления и нереальности этого мира после тревожной, наэлектризованной политическими волнениями России, как когда-то у профессора Плейшнера, оказавшегося в мирной Швейцарии в разгар второй мировой войны. Зависть к благополучному спокойствию и реальные возможности привели меня к желанию осесть в этом месте.

Через некоторое время выяснилось, что яркое солнце и синее море бывают примерно три недели в году. Вальсирующие пенсионеры, одинаковые, как близнецы, преимущественно живут в убогих терасхаусах на весьма скромную пенсию. А их количество, помноженное на число ненастных дней в году, плюс отсутствие работы, приводят в результате к повальной меланхолии, хандре и черной депрессии практически у всех жителей этой местности.

Елизавета докурила сигарету и сразу же взялась за другую. Она довольно много курила для своего возраста и если слышала о ком-то, что тот много курит, удовлетворенно говорила: «Курит? Это хорошо…»

Мы продолжали говорить ни о чем. Елизавета прекрасно говорила по-русски, но с мягким акцентом. Скорее, это была иностранная интонация человека, долго прожившего заграницей. Она сумела сохранить родной язык, хотя не говорила на нем на протяжении многих лет, и была рада знакомству с русскими и возможности, как она говорила, «поболтать» на родном языке. Иногда она забывала некоторые слова и даже фразы, заменяя их английскими, хотя, возможно, просто не знала, как это сказать по-русски.

Она родилась в Египте в 1924 году в семье русских беженцев. Ее родители познакомились уже в этой стране, но, может быть, даже находились на одном пароходе, спешно отплывающем от берегов Одессы в 1919 году. Дед по линии отца был управляющим шахт в Макеевке и принадлежал к дворянскому роду. Елизавета очень гордилась своим происхождением и, когда я называла ее дворянкой, удовлетворенно кивала головой.

Стройная, юная, очаровательная в свои восемнадцать лет, она замерла от волнения, когда ее пригласил на танец элегантный офицер Британского военно-морского флота, и закружилась с ним в роковом вальсе, связавшем их более чем на двадцать лет. Так она оказалась в Англии и поселилась в Лондоне.

Однако брак был неудачным. Англичанин вскоре стал выпивать, потом и вовсе запил, а когда он внезапно умер, он скорее освободил Елизавету от тяжкого брака, чем оставил одинокую безутешную вдову. Вот тогда она и решила оставить Лондон и переехать в наш маленький городок. Два ее сына Джон и Майкл к тому времени уже выросли, и она, воспользовавшись появившейся свободой и знанием русского языка, устроилась гидом в туристическое агентство и стала возить любопытных англичан в Советский Союз.

Это был, возможно, самый лучший период в ее жизни. Ей нравилась эта страна. Она чувствовала, что это, пожалуй, ее родина. Все ей было здесь интересно, ново, необычно, как ребенку, впервые познающему мир.

Где только в СССР она не побывала! Почти во всех больших городах, на Дальнем Востоке, на Кавказе, в Крыму, в Прибалтике.

Особенно вспоминала она поездки в Среднюю Азию: жаркое солнце, местное гостеприимство, древние традиции и экзотика. Одним словом – Восток.