Мы пришли к нему домой, убрали книги со стола и разложили детали будущей оконечности: старый чулок, вату и кусок проволоки. Мише нравился сам процесс подготовки к празднику, и то, что мы это делали вместе.

– Послушай, Мишка, нам нужна иголка, нитка и немного черной пряжи для кончика твоего хвоста.

– Так, сейчас найдем, – Миша стал выдвигать и задвигать ящики небольшой тумбочки. – Вот дурья башка, иголки-то ведь не здесь. Они же в другом месте.

Он взял меня за руку.

– Идем сюда. Это в другой комнате, – и увлек меня за собой через переднюю в комнату напротив.

В этой комнате было темно. Я остановилась, ожидая, что Миша зажжет свет.

– Подожди.

Он привлек меня к себе, взял мое лицо в свои руки и стал целовать, одновременно страстно и нежно. Казалось, что он задыхался, но не от поцелуя, а без него. Я тоже всецело была во власти захватившего меня чувства, когда внезапно яркий свет выхватил нас из темноты. В комнату вошел Мишин отец. Мы отпрянули друг от друга, но он понял, что мы целовались. Он резко остановился в замешательстве, пробормотал «извините» и выскочил из комнаты.

– Да, нехорошо получилось. Какая-то чушь собачья…

Мне тоже было не по себе.

– Знаешь, наверно, в другой раз доделаем, – я засобиралась домой.

– Я провожу тебя.

– Может быть, тебе лучше остаться?

– Нет, нет. Пойдем.

Мы оделись и вышли на улицу. Пролетал легкий снежок. Под сиреневатым светом уличных фонарей снежинки искрились и не спеша, грустно падали на тротуар. Нежный слой снега под ногами слегка поскрипывал. Морозный воздух освежал и бодрил. Человек нес обмотанную веревкой елку. До Нового года оставалось восемь дней…

Мы молча шли на остановку.

Подошел трамвай.

– Ты знаешь, я поеду сама, ты лучше возвращайся.

– Ты думаешь?

– Я знаю.