- Надеюсь, ваш помощник не забудет, что сердце и легкие мы сепарируем единым блоком и помещаем в общий контейнер? – на всякий случай напомнил он.

- Обижаете, мистер Гроссе, – с легкой досадой отозвался доктор Хилл.

Это был невысокий плотный человек на шестом десятке лет, с кривым, должно быть еще в молодости сломанным носом. Стоило кому-нибудь взглянуть на него в упор, и его глаза цвета хаки начинали беспорядочно метаться, как дикие зверьки в норке под внезапным светом фонаря. Слушая собеседника или получая от босса задание, он делал вид, что внимательно разглядывает что-то, все равно где – на стене ли, на собственных башмаках. Поначалу эта его странность выводила Гроссе из себя. Но в конце концов он научился ее просто не замечать. Хилл был первоклассным хирургом, безропотно согласившимся за весьма умеренную плату замуровать себя в подземной клинике, и это было главным.

Хирургическая сестра Хилла подала Гроссе лазерный нож. Он рассек горло донора, обнажив гортань, дыхательные пути, артерии и вены.

Не дожидаясь указаний, Хилл с помощью микроскопа подсоединил к голове искусственные кровеносные сосуды.

Их деловитая профессиональная сосредоточенность внешне ничем не отличалась от сосредоточенности обычных ученых, экспериментирующих на живой плоти во благо человечества и науки. Бесчисленное количество беззащитных четвероногих мучеников, у которых никто не спрашивал разрешения и согласия, были распяты и препарированы на таких же столах. Им кромсали внутренности, чтобы узнать, как они функционируют, их заражали страшными смертельными болезнями, чтобы научиться с этими болезнями бороться. И никто из благородных, всеми почитаемых экспериментаторов не заглядывал или старался не заглядывать в глаза своих жертв, в бессловесной муке вопрошавших: За что? Что я вам сделал плохого, люди?

Точно такой же, только двуногий экспонат лежал сейчас выпотрошен-ным на операционном столе, и у него тоже забыли спросить, а хотел ли он поделиться с ними своими внутренностями. Своей жизнью.

- Подключаю аппарат экстракорпорального кровообращения, – доложил Роджер, следивший за их действиями через монитор. – Готово. Система работает.

- Переворачивайте, – распорядился Гроссе.

С помощью специальной установки тело плавно перевернули вниз лицом. Гроссе обнажил основание черепа... Ощутив на себе тяжелый взгляд Клары, он отложил лазерный нож и, шагнув к столу реципиента, бросил через плечо дублеру:

- Хилл! Вскрывайте пока турецкое седло. Я сейчас вернусь.

- Все в порядке, сэр, – сухо отрапортовала Клара. – Пациента можно забирать.

- Молодец. Идем.

Он вывел ее в предоперационную.

- На сегодня все, Клара. Джек проводит тебя наверх. Отправляйся домой и попробуй немного поспать.

- А ты? – колюче поинтересовалась она.

- Задержусь. Есть еще дела.

Клара не стала упрекать его в обмане, высказывать никому уже не нужные сожаления по поводу безжалостной расправы, в общем-то, с совершенно чужим ей парнем. Она знала, что только разозлила бы Гроссе. К тому же это был не первый и не последний донор в их секретной практике. Ей и вправду хотелось домой. Хотелось покоя. И полного забвения, хотя бы на несколько часов.

Где-то там, далеко наверху, должно быть уже брезжил рассвет над мирно дремлющими садами и улицами, над платанами, кипарисами и пальмами, на которые ей никогда не хватает времени даже взглянуть.