Клиника Гроссе возвышалась на холме, хорошо просматриваясь со всех сторон. Сверкающая белизна камня придавала ей нарядный, обманчиво-праздничный вид. Однако, используй архитектор в облицовке не белый мрамор, а, скажем, серый базальт или кирпичную кладку, и здание тотчас обрело бы облик мрачной средневековой крепости. Подобные ассоциации навевали узкие длинные, как прорези бойниц, окна, закругленные полубашнями углы и глухая каменная ограда по периметру холма с внушительными чугунными воротами.

В ясные предзакатные часы взгляды горожан невольно обращались в сторону холма – лучи заходящего солнца, отражаясь от стен и окон клиники, создавали иллюзию, будто здание объято багряным пламенем – зрелище впечатляющее и зловещее одновременно.

Сравнительно недавно объявившись в здешних местах, Гроссе выкупил пустынный, мирно зеленевший холм, обнес его забором и без промедлений приступил к строительству. Экскаваторы с натужным ревом и лязгом вгрызались в недра холма, зарываясь все глубже и глубже. Иногда окна ближайших домов звенели от взрывов. Многотонные самосвалы, груженые землей и дробленой скальной породой, нескончаемой вереницей тянулись вниз по заново проложенной дороге.

"Метро они там прокладывают что ли", – дивились местные жители.

Следующие несколько месяцев с холма продолжал доноситься шум не прекращаемых ни днем, ни ночью работ, но снаружи по-прежнему ничего не было видно. Ни одному любопытному не удавалось проникнуть за строго охраняемую глухую ограду строительной площадки. Горожанам оставалось только гадать, что вызревает там, у них над головами, и добрым ли будет это соседство.

Наконец на фоне неба начали одна за другой появляться сваи каркаса, затем перекрытия этажей. Трескучие вспышки сварщиков, бесшумно сколь-зящие стрелы подъемных кранов, поток тяжело груженых стройматериалами грузовиков. Такое фундаментальное, а главное загадочное строительство в здешних местах было в диковину. Если не считать даунтауна, подпиравшего небеса дюжиной добротных небоскребов, то остальные дома – жилые и офисные, представляли собой бесхитростные постройки в один, два, в лучшем случае три этажа. Бесчисленные же магазинчики, облеплявшие центральные улицы, вообще не имели никакой архитектуры – этакие безликие коробочки с лжекрышей со стороны фасада, которые можно было различить или запомнить разве что по вывескам.

Правда скудность архитектуры с лихвой восполняли деревья самых причудливых форм и очертаний, демонстрирующие не только замысловатое сплетение ветвей, но и змеиную пластику корневищ, выползавших из-под земли.

Благодаря идеальной чистоте и обилию зелени этот провинциальный калифорнийский городок в целом выглядел вполне уютным и даже милым. Стройные ряды пальм, гордо раскинувших на монументальных прямых постаментах роскошные, как страусиное оперенье, кроны. Магнолии, сжимавшие в лакированных ладошках большие белые, словно отлитые из воска цветы. Изысканно-высокомерные кипарисы, романтически растрепан-ные лиственницы, грациозно, будто для поцелуя, протягивающие свои длинные, ажурные ветви, в которых по ночам иногда тревожно и гулко ухали филины. Грязнухи платаны – постоянная головная боль садовников, круглый год ронявшие свои жесткие, будто судорогой сведенные пятерни. Сочная, ухоженная зелень газонов, регулярно обновляемые клумбы и цветочные бордюры вдоль домов.

И вот в это идиллически-скучноватое царство нежданно негаданно вклинился Эрих Гроссе, никому здесь дотоле неизвестный, и развернул кипучую деятельность. Когда здание было наконец готово, он оснастил его самой современной медицинской аппаратурой и тщательно подобрал штат высококвалифицированных специалистов, приглашенных из разных городов и штатов.

Так возникла "Клиническая больница ортопедии и травмотологии", мгновенно ставшая местной достопримечательностью, восторженные отзывы о которой распространились по всему графству. О ее главе и владельце заговорили как о хирурге-чудотворце, которому любые трудности по плечу. Несмотря на то, что оплата за лечение и уход значительно превышала общепринятые стандарты, люди, оказавшись в беде, стремились попасть именно к Гроссе. Они верили, что он и только он может помочь им.

У себя в клинике Эрих Гроссе был царь и бог. Его воля выполнялась беспрекословно. Его слово, даже один только взгляд или жест были законом. Стерильная чистота, идеальный порядок, педантичная точность во всем – таковы неукоснительные правила для всех без исключения, от санитаров до врачей.

Гроссе был высок ростом, подтянут, возможно, излишне худощав. Жесткие волосы цвета темной охры, поседевшие на висках, успели основательно отступить по краям лба, отмеченного парой глубоких, несимметричных морщин. Асимметрия вообще была особенностью его лица – будто Творец, не слишком тщательно пригнавший друг к другу правую и левую половины, слегка сдвинул их вдоль оси. Но именно эта оплошность или уловка господняя придавала ему особый шарм и притягательность.

Легкая сутулость и привычка неожиданно резко поворачивать голову делали его похожим на орла или ястреба. Сходство усиливалось холодным блеском желто-серых прозрачных глаз, круглых и хищно-злобных в минуты гнева, которые вонзались в провинившегося острыми сверлами зрачков, буравя его, казалось, по самый гипофис. Он был энергичен и необычайно подвижен. Его устремленная вперед фигура с хлопающими позади, словно крылья летучей мыши, полами халата казалось могла возникать одновремен-но сразу повсюду.

В известной мере полагаясь на свой отлаженный до автоматизма персонал, Гроссе обычно ограничивался консультацией и распоряжениями или брал на себя только самую ответственную, самую сложную часть операции. Так маститый художник, поручая написание задуманной им картины талантливым и доверенным ученикам, прежде чем поставить под ней свою подпись, наносит на полотно последние, самые эффектные и самые значительные мазки.

Однако сегодняшний случай не вписался в привычный сценарий, и Гроссе, практически собственноручно, от начала до конца провел две тяжелейшие операции – на двух параллельных столах. Провожаемый восхищенными взглядами сотрудников, он, усталый и опустошенный, но довольный собой, покинул, наконец, операционную и укрылся в своем кабинете. Здесь, вместе с забрызганным кровью халатом, он скинул с себя не только напряжение трудного дня, но и все, что предшествовало этому моменту.

Солнце за окном, утомленное как и он дневной работой, тяжело клонилось к закату. Но Солнцу, как и ему, не приходилось рассчитывать на отдых. По ту сторону горизонта их обоих ждали не менее важные дела.