Дождь тщетно рвался внутрь сквозь крышу, превратив ее в грохочущий барабан. Ему ничего не оставалось, кроме как обтекать сплошным потоком стены и запотевшие стекла.

Джимми подумал о том, что работы ему теперь прибавится – выправлять размытые дорожки, расчищать грязь, собирать и сжигать поломанные ветки. Но вслух сказал только:

- Ну и льет. Природа на осенний лад настраивается. Да и то, пора уж.

Гроэр всегда удивлялся, как удается его опекуну определять времена года. Сам он в них абсолютно не разбирался. Может эти самые сезоны и существовали, но отличались они друг от друга весьма символически, если круглый год можно было купаться в бассейне и круглый год днем ходить босиком. Правда к "зиме" ночи становились не только длиннее, но и холоднее, и Джимми включал автономное отопление или зажигал камин. Последнее больше для уюта, объяснял он. Часть деревьев в саду – тех, что родом из средней полосы, исправно скидывала на пару месяцев листву, сохраняя приобретенные их предками привычки, но в конце февраля уже покрывалась цветами. Зато другая часть – та, что вечнозеленая, и не думала оголяться. В результате у Гроэра и создавалось обманчивое ощущение неизменности, застойности времени, состоящего из одного сплошного лета.

Другое дело Джимми. Как человек куда более искушенный, он не только определял времена года по солнцу, по деревьям – следя за их ростом, цветением и созреванием плодов, но и вел счет дням. На задней стене дома, над кухонной плитой, куда Учитель никогда не наведывался, он с первого года пребывания здесь делал ежедневные зарубки, и после каждых 30 или 31 оставлял паузу. Когда таких ежемесячных зарубок набиралось 12, он процарапывал крестик. Вот по этим самым крестикам и определял Джимми, сколько зим и весен прошло со дня его добровольного заточения, какой сейчас год и сколько им обоим лет.

- Лето-осень-зима-весна, потом снова лето и снова осень, – мрачно ворчал юноша, глядя в никуда. – И так всю жизнь, да, Джимми?

Джимми промолчал. Он не сомневался, что всю жизнь так не будет. На всю жизнь пусть не рассчитывает.

- Шел бы ты спать, сынок, – немного погодя посоветовал он. – Под шум дождя хорошо спится.

- Под такой-то грохот? Скажешь тоже.

- Скоро утихнет. Тропические ливни буйные, да быстро выдыхаются.

- Нет. Спать я не хочу. Лучше почитаю.

Гроэр не знал, что такое телевизор, радио, компьютер и даже телефон. Единственным источником информации для него были книги. Он с детства привык к такому образу жизни, потому что другого не видел... Но пришло время, когда, читая, он начал анализировать свое положение и понял, наконец, что с ним что-то не так.

Его опекун – дело другое. Тот явно знал многое, да предпочитал помалкивать. Гроэру никак не удавалось его разговорить, выведать, как он жил раньше, чем занимался, имел ли когда-нибудь жену, детей, и это его злило.

С шумом отодвинув тяжелый стул, он поднялся и побрел к винтовой лестнице, ведущей на второй этаж. Выщербленные деревянные ступени тоскливо поскрипывали под его босыми ногами.

Джимми молча смотрел ему вслед, дивясь про себя, когда успел его подопечный вырасти, когда превратился в хорошо сложенного взрослого мужчину. Сначала видна была вся фигура юноши, потом от плеч и ниже, потом только ноги. Ноги тоже исчезли, а Джимми все смотрел на обшарпанные ступени. Сколько лет они поднимаются и спускаются по ним? Без малого уже двадцать. Считай, целая жизнь! Крошке Гро не было и года, когда их поселили на этой вилле... Когда их здесь заточили.

Казалось, еще вчера он носился по саду, как дикий волчонок, все круша и ломая или, затихнув вдруг, куда-то надолго исчезал. Огрызался, зубоскалил, не слушался, капризничал, с большой неохотой позволяя обнять и приласкать себя. Но чаще ходил за Джимми по пятам, наблюдая за тем, как тот работает, ставил его в тупик своими внезапными расспросами, за которыми всегда скрывался подвох.

Как-то, ему тогда было лет девять, Гроэр нашел себе новое занятие – "охоту". К их искусственному пруду повадились слетаться дикие пеликаны. Повидимому выслеживать да вылавливать рыбу из морских глубин дело хлопотное и не всегда успешное. А тут, вот она – готовенькая, заманчиво серебрится в неглубоком пруду. Бывало рассядуться на берегу пернатые лентяи с умильными физиономиями, развесив свои клювы-мешки, и косят голодный глаз на откормленные спинки форели. Джимми возмущался, нервничал, пытался гонять их, размахивая руками. А Гроэр без лишнего шума смастерил втихомолку рогатку собственной конструкции, набрал целый пакет мелких камушков и, спрятавшись спозаранку в кустах, принялся обстреливать непрошенных гостей. Пеликаны погоготали, похлопали недовольно крыльями да и убрались восвояси. Правда на следующий день, как ни в чем не бывало, явились снова и снова получили отпор, поскольку Гроэр уже был на своем посту. А одного ему даже удалось забить насмерть. Такая игра – кто кого – продолжалась довольно долго и оставалась для мальчонки самым азартным занятием до тех пор, пока пеликаны не поняли, что тут им ничего не светит.

И вот наконец Гроэр вырос. Хорошо это или плохо? Ответ мог быть только один: хуже некуда.

Пальцы Джимми привычным движением скользнули под рубашку, нащупали ненавистный шрам – причину всех его бед и злоключений. Шрам жег. Клеймом горел на груди, предательски просвечивал сквозь рубашку. По крайней мере так ему казалось.

Порывы ветра швыряли упругие веревки дождя в окно, расплющивая их в причудливые студенистые узоры, будто по стеклу проползла гигантская скользкая улитка. Джимми завернулся в огромный плащ, накинул на голову капюшон и, подхватив фонарь, вышел в сад. Грозно провисшее небо обрушилось на него водяной лавиной, вдавило босые ноги в раскисшую холодную землю. Осторожно ступая, чтобы не поскользнуться, он двинулся вперед. Солнце, укутанное толстым одеялом туч, с трудом освещало землю призрачным предзакатным светом.