Глава 4

Первопроходец: дело о кондитерском шрифте. Часть 2

«Готовьтесь!»^{139} — сообщил заведующий городскими новостями Уильям Хайнс владельцу газеты «Сан-Франциско экзаминер». Когда поздно ночью Джордж Линн вернулся с пляжа Салада-Бич, опытный Хайнс понял, что жуткое убийство священника станет настоящей сенсацией — эксклюзивным материалом их газеты. Начальник полиции Сан-Франциско провел ночь в редакции издания, а еще несколько офицеров оцепили здание снаружи, чтобы туда не просочились репортеры из других газет. Полиция заключила с «Экзаминером» сделку: Джордж Линн передаст Хайтауэра стражам закона в обмен на эксклюзивное право публикации истории. Журналисты не спали всю ночь, и наутро «Сан-Франциско экзаминер» продавалась тысячами экземпляров.

Через три дня, после неимоверного количества допросов в тюрьме, полиция произвела формальное задержание Уильяма Хайтауэра за убийство отца Патрика Хеслина, и тут же пришел в движение механизм уголовного судопроизводства. Нелепый рассказ Хайтауэра о бутлегере-иностранце, который признался «ночной бабочке» Долли Мейсон, не вызвал у следователей доверия. Тем не менее они развернули масштабные поиски этой женщины. Техасец не сомневался, что Долли подтвердит историю и его тут же оправдают.

«Странно же меня отблагодарили за то, что я раскрыл для вас дело!»^{140} — жаловался сыщикам Хайтауэр.

Заключение коронера о смерти отца Хеслина вышло пугающим: священник скончался от ударов тупым предметом, после чего преступник, стоя над телом убитого, выстрелил ему в затылок из оружия сорок пятого калибра.

Полицейские собрали с места захоронения тела стреляные гильзы, белый шнур и окровавленные куски дерева. Найденные предметы составляли фрагмент сложнейшей мозаики — загадки, решить которую полицейским Сан-Франциско было не под силу. Следователи быстро сообразили, что убийство отца Хеслина нельзя раскрыть лишь силами экспертов-почерковедов с ограниченным опытом в криминалистике. Начальник полиции распорядился, чтобы окровавленную древесину и шнур доставили лично Оскару Генриху в его лабораторию в Беркли.

Обыскав комнату Хайтауэра, которую тот снимал в дешевом пансионе в районе Мишн в Сан-Франциско, офицеры обнаружили еще несколько улик: куски окровавленного брезента, винтовку и газетные вырезки с объявлениями о награде. Кроме того, нашлось нечто, озадачившее даже опытных сыщиков — самодельное оружие, которое полицейские прозвали «адской машиной». Конструкция представляла собой деревянную раму с десятью короткими стволами, в каждый из которых был вставлен патрон. Стоило потянуть за шнур, и из стволов вылетали разом все десять пуль. Эдакий архаичный пулемет.

«Следуйте вдоль шнура», — говорилось в первой записке с требованием выкупа. Сыщики немедленно заподозрили связь между десятиствольным оружием и сбивчивыми указаниями похитителя. Один из офицеров вытащил из-под кровати Хайтауэра тяжелую брезентовую палатку с огромной надписью «ТУБЕРКУЛЕЗ», запас патронов сорок пятого калибра, пулемет, противогаз и несколько стихов, очевидно, сочиненных техасцем.

Полицейские пытались нащупать очертания общего замысла, понять мотив преступления. Но «добыча» оказалась лишь странным набором предметов, принадлежавших, судя по всему, душевнобольному человеку. Следователей одолевали сомнения, так как Хайтауэр не очень подходил под описание похитителя — «невысокого смуглого иностранца». Техасец, которого держали под стражей в тюрьме Сан-Франциско, категорически отрицал причастность к убийству. И настаивал, что Долли Мейсон подтвердит его слова, если только полиция ее найдет.

Несмотря на открывшиеся обстоятельства, в деле против Уильяма Хайтауэра ощущался явный дефицит судебных улик. Обвинители пришли к единому мнению, что предметы, найденные в грязном клоповнике, не могут служить доказательством для осуждения за убийство.

Тринадцатого августа, спустя одиннадцать дней после исчезновения отца Хеслина, архиепископ Эдвард Ханна отслужил в соборе Святой Марии панихиду, в которой благословил священника и удостоил его самой высокой похвалы. С колокольни раздавался траурный звон.

— Отец Хеслин принес высочайшую жертву, — произнес толпе собравшихся архиепископ Ханна. — Он проявил самую сильную любовь, на какую способен человек. О такой кончине следует молиться каждому священнику!^{141}

Пока верующие Калифорнии чествовали память отца Хеслина, Оскар Генрих изучал улики, твердо намереваясь распутать это дело. Вскоре криминалиста снова вызвали в Сан-Франциско, и Оскар не без удовольствия увидел в глазах полицейских растерянность. Он не сомневался, что станет их спасителем.

— Где-то кроется ключ к пониманию логики действий убийцы, — пояснил он сыщикам. — Что было при Хайтауэре на момент ареста?

Один из офицеров раскрыл папку. Выложив на стол небольшой складной нож с темной рукояткой, он уверил Оскара, что никакой информации из этого предмета добыть не удастся, так как полицейские уже внимательно его осмотрели. Однако криминалист был иного мнения.

Вернувшись в лабораторию в Беркли, Оскар устроился на своем деревянном стуле и поместил рукоятку ножа под микроскоп. Настроил резкость и приник к окуляру — а вот и они, несколько крупинок песка! Он увеличил изображение, сделал свет ярче и сфотографировал то, что виднелось в окуляре. Пересев к другому микроскопу — одному из тех, что стояли вдоль длинного деревянного стола, — Оскар взглянул на свои заметки о крупинках песка, обнаруженных им внутри шляпы из комнаты Уильяма Хайтауэра. Затем внимательно осмотрел стальное лезвие ножа.

«У основания лезвия отмечается небольшой след от вещества, которое по форме и размеру соответствует песчинкам, обнаруженным на шляпе»^{142}, — записал Оскар. Песчинки на шляпе Хайтауэра, скорее всего, попали туда с места захоронения отца Хеслина, — это была уже серьезная косвенная улика.

— А теперь я займусь остальными предметами: найденной в комнате палаткой, древесиной с пляжа и так далее^{143}, — сообщил Оскар полицейским.