«Автор документа страдает психическим расстройством, — с уверенностью заявил Макговерн. — Особенности печатных „H“ и „A“ характерны для душевнобольных людей»^{122}. Айзеншиммель вторил: «Шрифт, использованный в печатном фрагменте внизу документа, обычно выбирают лица, страдающие слабоумием».

Оскар тяжко вздыхал. Представленные выводы едва ли могли помочь следствию, так как не содержали конкретики. Графологическая экспертиза была пустой тратой времени, как обычно. Айзеншиммель — старый самовлюбленный брюзга. Несмотря на несколько громких провалов (его раздутое эго часто приводило к катастрофическим фиаско в ходе открытых судебных заседаний), семидесятипятилетний немец все еще пользовался уважением у судей и следователей. Пышные седые усы, безупречные костюмы-тройки и сильный акцент — пожилой немец смотрелся опытным профессионалом. И Оскар ему в этом явно завидовал. Айзеншиммель выступал в суде в качестве эксперта по подлинности документов не одно десятилетие, а Оскар был всего лишь юнцом. В нынешнем деле главным экспертом назначили именно Айзеншиммеля, тогда как Оскару предназначалась роль второго, а то и третьего плана. Молодой криминалист скрепя сердце выказывал почтение старшему коллеге, однако подобные церемонии сильно задевали чувствительную натуру гения, чья самооценка росла с каждым раскрытым делом.

«Я должен выполнять всю черную подготовительную работу, — горько сетовал Оскар в письме Кайзеру. — Притворяться перед стариком, что все делается по его указаниям, и, вероятно, отдать лавры победителя в этом деле»^{123}.

Оскара, приверженца строгих научных методов, приводила в бешенство необходимость подчиняться эксперту, чей подход и специализация не вызывали доверия. Айзеншиммель был шарлатаном. Но второй эксперт оказался еще хуже: самоуверенный, напыщенный циник^{124}. Оскар не сомневался: Макговерн — мошенник, чья ненадежная методология обрекала на гибель квалифицированную почерковедческую экспертизу.

У Макговерна, как и у Айзеншиммеля, имелось несколько сомнительных пунктов в послужном списке, и Оскар переживал, что эти недостойные (а порой и неэтичные) эпизоды дискредитируют судебный анализ почерка в целом. Порядка двадцати лет назад государственные обвинители, представляющие американское правительство, добились ареста Макговерна за дачу ложных показаний^{125}. Его обвинили в преувеличении собственной квалификации в ходе представления экспертного заключения на одном из судебных процессов. Хотя в итоге Верховный суд США снял обвинение, репутация Макговерна была подмочена. И все же в эпоху зарождения криминалистики, когда каждый мог назваться экспертом в любой области, Макговерн пользовался у работников прокуратуры доверием благодаря своей уверенности во время выступлений в суде. Вот такие два «эксперта» оказались соперниками Оскара — «профан» и «лжец», как назвал их молодой ученый.

На протяжении долгой трудовой деятельности Оскара Чонси Макговерн станет его основным противником. На деле он был лишь одним из многих экспертов, которые пытались устроить скандал в суде, чтобы публично очернить Оскара, причем последний отвечал им той же монетой. Жесткие перепалки смущали присутствующих в зале и приводили в смятение судей. Однако теперь и Оскара, и Макговерна наняла сторона обвинения с тем, чтобы они с помощью анализа почерка установили личность похитителя. Почтовые служащие вручили Оскару записку с требованием выкупа. Он внимательно осмотрел документ.

— Кое-что я могу сказать уже сейчас, — заявил следователям криминалист. — Кто бы это ни писал, он изобличил свою профессию.

— Что вы имеете в виду? — спросил один из сыщиков.

— Автор послания — кондитер^{126}, — ответил Оскар, пристально глядя на него сквозь очки.

— Ну-ка расскажите! — хохотнул тот.

— Этот шрифт применяется кондитерами. Любого хорошего специалиста обучают такому письму.

Следователи разом перестали улыбаться.

— Обратите внимание на вогнутые вертикальные фрагменты букв «А» и «H», подковообразная горизонталь у «Т» и квадратный низ у «U». Подобный декоративный шрифт используется для надписей на тортах. В следующий раз, когда вам подадут именинный торт, приглядитесь, как выведены глазурью буквы, — пояснил ученый.

Полицейские отнеслись к словам криминалиста скептически, но Оскара не нанимали убеждать их. Его задача — беспристрастно изучить улику.

— В городе полным-полно кондитеров! — загалдели сыщики.

Оскар ухмыльнулся. Как он и предполагал, от полиции помощи ждать не придется. В то время психологическое состояние преступников оценивалось исключительно после задержания, да и то лишь ради определения вменяемости. Новаторство Оскара заключалось в том, что он хотел установить личность преступника до ареста. Он сосредоточивался на зацепках, характеризующих привычки, — это был прототип нынешней системы составления психологических портретов преступников. Такого в Америке не делал никто.

Психологические портреты преступников составлялись на протяжении истории, начиная со средневековых «экспертов», пытавшихся обнаружить еретиков. Первый известный психологический портрет уголовного преступника был составлен в 1888 году инспекторами Скотленд-Ярда, которые надеялись получить хоть какую-то информацию о Джеке-потрошителе, исходя из его писем и вида обнаруженных жертв^{127}. В Америке составление портретов войдет в широкую практику лишь с 1950-х, и только в 1970-х в ФБР появится Отдел поведенческого анализа. Оскар опережал свое время, считая, что сможет восстановить сцену преступления на основе привычек и действий преступника: «Я это делаю, изучив улики, которые оставляет преступник».

По мнению Оскара, заключение Айзеншиммеля и Макговерна о безумии похитителя было нелепо. Ученый возразил, что у каждого преступника имеются свои привычки, они неизбежны, и часто даже сам убийца их не осознает. Но привычки его и выдадут. Кондитер, совершивший убийство, остается кондитером. Именно поэтому записка о выкупе выведена таким необычным шрифтом. Преступник действовал по привычке, не задумываясь. И его действия станут первым штрихом в психологическом портрете. Оскар твердо верил, что прежде всего сыщики должны внимательно изучить улики, дабы установить личность преступника, и лишь потом искать мотив — и доказал свою правоту делом.

Пока полиция рыскала по холмам вокруг Колмы в поисках дьявола, Оскар сделал единственное заявление: «Ищите кондитера».

Для архиепископа в Сан-Франциско расследование обернулось настоящим кошмаром. Каждый вечер он молился, чтобы отца Хеслина нашли живым. На календаре было уже 10 августа — со времени похищения прошло восемь дней. Накануне под дверь его резиденции подсунули новое письмо, в котором сообщалось, что священник пока жив. Второе послание оказалось еще более странным. Бессвязный текст изобиловал туманными намеками, которые словно специально предназначались для того, чтобы окончательно запутать следствие.