Архиепископ признался Оскару, что честно ждал следующих инструкций, но они так и не последовали. А пока по распоряжению начальника полиции Сан-Франциско самолеты искали с воздуха{113} следы автомобильной аварии вдоль туманного прибрежного шоссе. Сотни добровольцев с собаками-ищейками прочесывали каждый клочок маршрута в сторону Салада-Бич и Педро-Маунтин — именно в том направлении уехал автомобиль незнакомца. Полицейские выглядывали вниз с края нависающих над океаном скал. И вскоре загадочное дело о калифорнийском священнике превратилось в общенациональный спектакль.
Газеты по всей стране устроили настоящий хаос, распространяя необоснованные конспирологические теории. «Священника похитили ради тайного венчания?»{114} — вопрошала «Окленд трибьюн». Полицейские Сан-Франциско старались не допустить утечки информации, но один офицер все же подкинул репортерам небольшой намек: «Кому-то понадобился священник, причем срочно». «Такое заявление может означать только одно — обряд венчания и, возможно, по принуждению», — написал журналист.
Хоть следователей и забавляли подобные версии, главное было защитить от прессы настоящие зацепки. Задача не из легких: Колму, крохотную точку на карте США, наводнили репортеры. Газетчики безжалостно преследовали Мэри Вендел, экономку священника. Некоторые даже обвиняли ее в пособничестве преступнику.
— Я уже все сказала!{115} — крикнула Мэри наседавшим журналистам. — Мне без конца приписывают то, чего я не говорила!
— Почему вы не заявили об угоне автомобиля отца Хеслина? — раздалось из толпы.
— Автомобиль не угоняли! — возмутилась экономка.
На самом деле священник отвез машину в местную ремонтную мастерскую, но облако ложных сведений и слухов вокруг расследования продолжало разрастаться. Три соседки независимо друг от друга подтвердили: человек, который увез отца Хеслина, «не похож на американца», и тогда газеты дружно закричали, что любимого многими священника похитил некий иностранец. Отсутствие информации доводило журналистов до безумия. Их статьи еще больше подогревали ксенофобские настроения в городе, где большинство населения составляли белые.
Следователи оказались в тупике, имея на руках единственную зацепку — странную записку с требованием выкупа. К расследованию привлекли трех известных экспертов-почерковедов{116}, чтобы, сопоставив печатные и рукописные фрагменты послания, они смогли бы установить круг подозреваемых в авторстве документа. Каждый специалист заявил, что ни одна исправленная, дописанная или стертая буква не ускользнет от его глаз. Каждый проводил химический анализ чернил, пытаясь определить, какой именно перьевой ручкой писали записку.
Среди приглашенных экспертов был и Оскар Генрих — к 1921 году его лаборатория начинала обретать известность в области почерковедческого анализа. А другим специалистом оказался человек, который на всю жизнь станет злейшим врагом Оскара, его вечной головной болью. Работа над делом пропавшего священника разожжет между ними непримиримое, а временами и постыдное соперничество, которое окончится лишь с внезапной кончиной одного из специалистов пятнадцать лет спустя.
Так что же искали эксперты в записке похитителя? Немногое. Почерковедческий анализ включает две дисциплины — непосредственно анализ почерка и графологию. И по сей день их часто путают. У анализа почерка длинная и богатая история. Он появился в третьем веке, когда судьи в Римской империи сравнивали буквы в подписи и в остальном документе, дабы исключить подлог. Поначалу многое в анализе основывалось на интуиции эксперта, однако во второй половине девятнадцатого века почерковедение стало одной из образовательных дисциплин. Впрочем, «специалисты», уверявшие, что знают толк в почерковедческом анализе, в большинстве своем были самоучками и самозванцами, а качество их работы сильно варьировалось.
В начале двадцатого века специалистов по судебной почерковедческой экспертизе часто приглашали, чтобы установить факт подделки документа. За несколько месяцев до истории с пропавшим священником Оскар в сотрудничестве с другим специалистом делал почерковедческую экспертизу фальшивого завещания в Монтане{117} — предметом тяжбы служило поместье стоимостью более 10 миллионов долларов. Оскар вместе со своим коллегой сумели доказать, что завещание ненастоящее: заслуженная, хоть и скромная, победа закона.
Постепенно анализ почерка завоевывал доверие и признание юристов. Почерковедческая экспертиза уже не ограничивалась лишь завещаниями и правами на особняки. С наступлением двадцатого века специалистов по анализу почерка все чаще привлекали к участию в уголовных процессах. Юристы и судьи с успехом пользовались тем, что вещественные доказательства — следы обуви, отпечатки пальцев, пули и отметины от зубов — индивидуальны и неповторимы. И раз почерковедческая экспертиза вовсю использовалась в гражданском суде, почему бы не начать применять ее в уголовном?
Идея почерковедческой экспертизы заключается в том, что манера выводить буквы определенным образом у каждого человека своя. Следовательно, с помощью подписи или фрагмента рукописного текста можно установить авторство конкретного человека столь же точно, сколь и посредством дактилоскопии. Сегодня мы знаем, что это не так. Наш почерк сильно зависит от окружающих обстоятельств, вида письменных принадлежностей, возраста и даже настроения — он изменчив и непредсказуем. А потому анализ почерка в качестве техники криминалистической экспертизы в большинстве случаев ненадежен.
В 2009 году Национальная академия наук США провела крупное исследование{118}, в ходе которого изучался ряд техник криминалистической экспертизы. Ученые пришли к следующему выводу: некоторые образцы почерка не столь уникальны, чтобы однозначно определить подделку. «В ряде случаев фальшивки определялись, исходя из постулата о неизменности подписи, а это противоречит факту, что наш почерк непостоянен»{119}, — значилось в отчете. Иными словами, если подпись в разные дни может отличаться, причем в зависимости от многих факторов, то подобная идентификация личности не эквивалентна, скажем, идентификации по отпечатку пальца.
Впрочем, исследователи сошлись во мнении, что анализ почерка все же не лишен определенной научной ценности, особенно в случае четкого, хорошо структурированного текста со специфическими нюансами. В более длинных кусках рукописи могут встречаться повторяющиеся характерные особенности, которые служат ориентирами для экспертизы. Тем не менее данная техника не самоценна. То есть в ходе следствия анализ почерка может иногда применяться в качестве вспомогательного, но никак не главного мероприятия. Однако в начале 1920-х почерковедческая экспертиза только-только получила «зеленый свет» в уголовных судах, и бизнес Оскара по определению подлинности документов процветал.
Помимо анализа почерка, существовала еще одна, менее авторитетная дисциплина — графология{120}. Некоторые считали, что графология по сравнению с анализом почерка — то же, что и астрология относительно астрономии, скорее искусство, а не наука. Если анализ почерка предполагал сопоставление особенностей двух отрывков текста, то графология, как утверждали ее адепты, могла выявить
Выводы графологов не пользовались особым уважением, и судебная графология (как ее ныне именуют) считалась псевдонаукой на протяжении более ста лет. Оскар Генрих графологией не занимался и даже высмеял эту технику в одном из писем к своему лучшему другу, Бойнтону Кайзеру. В нем Оскар провел небольшой самоанализ на основе собственной манеры написания тех или иных букв. «Обратите внимание, как мои строки устремляются ввысь, указывая на уверенную, оптимистичную натуру, — язвил он. — А теперь вниз: типичная картина для пессимиста. Но не волнуйтесь! Просто край листа, на котором я пишу, попал на пресс-папье жены»{121}.
Оскар знал, что графология абсурдна и даже вредна: сыщики рисковали пропустить важные улики, полагаясь на ошибочный психологический портрет преступника. Но общественность и полиция требовали ответов, а в деле отца Патрика Хеслина выводы графологов давали хоть какую-то надежду. Для изучения записки с требованием выкупа полиция пригласила двух графологов. Оскару оба специалиста сразу же не понравились. Работу немца, Карла Айзеншиммеля, он счел безалаберной. Но то, что делал другой графолог, местный эксперт Чонси Макговерн, по мнению Оскара, было не просто безумно — это было опасно! Сорокавосьмилетний графолог будет долгие годы очернять профессиональную репутацию Оскара. А пока Макговерн всего лишь вызывал раздражение.
Оскара огорчало, что полиции потребовалось мнение еще двух экспертов, однако, как и всегда, в силу обстоятельств он проявил дипломатичность. В конце концов, его имя только набирало вес, а потому вежливое обхождение с заказчиком имело огромное значение. Оскар пожал руки обоим экспертам и скромно отошел в сторонку.
По мнению Айзеншиммеля и Макговерна, таинственный автор послания, скорее всего, бывший солдат, военный телеграфист. Безусловно, смелое заявление! Особенно учитывая, что похититель четко указал свой род занятий на военной службе. Едва ли этот вывод мог продвинуть следствие. Эксперты пошли и дальше: на основании формы букв и общей бессвязности текста Айзеншиммель и Макговерн пришли к заключению, что похититель безумен.