— А давай! Ух, как я хочу попробовать глаза!
Немного отступим от сегодняшнего солнечного дня, и расскажем вкратце эти восемь лет.
Я честно начал искать ее родню сразу, как мы повздорили с Алмой в пещере. Обошел весь город, спрашивая знакомых о том, не видел ли кто молодую пару с маленькой дочкой. Но мне никто ничего не отвечал. Только в порту, один приятель-моряк мне сообщил, что этот в город перебралась одна из семей, пару недель приплыли на корабле и остановились в гостинице. А уже там мне сказали, что они жили тут одни, и сегодня выселились. Где их вещи или родственники, я не выяснил. Но одно знал точно — нельзя оставлять ребенка расти в пещере! Ей нужны такие же люди, как и она, чтобы расти и общаться.
Было еще одно логичное решение — приют. Но зайдя туда, и увидев босых и голодных ребятишек, я это решение тут же отбросил. Еще не факт, что ее заберут, и возможно, она так и вырастет в бедности и голоде.
Тогда пришлось признать — сейчас ее бросать нельзя.
И когда вернулся в пещеру, радостная Алма мне заявила — ее будут звать Мари. От последних двух букв ее имени, одной моей, и последней для красоты, потому что «Марэ» звучало не так красиво.
Да и вообще моя возлюбленная преобразилась, как только у нас появилась Мари. Постоянно улыбалась, читала человеческие книги по уходы за детьми, искала сказки. Шила вместе со мной ей вещи, полюбила ходить в город за молоком и кашами.
— Я понимаю ту женщину, — как-то прошептала она мне на ухо, когда мы вдвоем лежали голые у огня, — я бы тоже умерла за своего ребенка.
Потихоньку, вслед за ней, и я начал привязываться к этой рыжеволосой девочке. Особенно когда она вставала и постоянно падала, я ловил ее. Или когда укладывал спать, во время облетов Алмы. Кай так больше и не появился ни разу. У мужчин любовь к детям, наверное, наступает не сразу. Но когда она вдруг сказала «папа», я забылся и сунул руку в огонь вместе с кастрюлей.
— Это я ее научила, — смеялась Алма, когда я подскочил и затряс рукой, — правда здорово?
Мари тоже веселили мои движения.
Наверное, это и неплохая идея, растить ее.
Я занялся ее обучением, как только ей по примерным подсчетам исполнилось шесть. Сейчас, в десять, она на несколько лет точно перегоняла школьную программу нашей городской школы. Я узнавал.
На вопрос, не хочет ли она к таким же ребятам, как она, ее ответ всегда был одинаков: «Нет, мне нравится в лесу, с тобой и мамой».
Обращения Алмы в чудовище только приводили ее в восторг, а не пугали. Больше всего ей нравилось улетать с ней на облеты, если была хорошая погода и безопасность.
Но в город я ее все равно выводил, у нее даже появилось несколько друзей, когда она ходила на детские театральные представления или праздники.
Даже Ханне, как не странно, нравилась идея, что мы удочерили девочку.
Как только она узнала об этом, собрала в охапку свою семью, и приехала с кучей наставлений для меня и Алмы.
— Само очарование, — умилялась она у колыбели, которую мы поставили в доме Ханны на ее приезд, — уверена, они с Томми будут хорошим друзьями, когда чуть подрастут.
Каждый год, она с Грегори и племянниками приезжала в гости, мы топили дом, и жили вместе целую неделю.