В середине 1990-х неподалеку от моего дома я попал в лапы к сумасшедшим наркоманам. Я знал, что двое из этой банды однажды уже замочили кого-то, и я своими глазами видел то, что они сотворили с одним парнем. Они били его по голове ногами в ботинках с металлическими носами, хотя их жертва уже лежала на земле.
Отчасти самым безумным было то, что эти типы казались очень похожими на меня и в плане внешности, и по поведению. Длинные волосы и куртки-бомберы. В то время в Манккаа это был стандартный комплект одежды: куртка-пилот, камуфляжные или спортивные штаны. Часто эта «униформа» включала в себя также свитер финской сборной с изображением льва – я сейчас имею в виду хоккейную сборную. Ну или это могло быть что-нибудь другое с символикой Финляндии.
Гопники тогда обитали в районе Олари, а скинхеды в основном находились там, где продавали спиды, то есть в Кивенлахти или в Соукка. А эти психопаты приезжали из Вантаа, и казалось, будто они из моей компании. Они тогда часто бродили по Манккаа и в основном терроризировали меня.
И это все происходило на фоне совершенно безумной, выдуманной истории про ревность к одной моей подружке. Просто плод их воображения. Однажды они напали на меня на парковке на окраине Эспоо и приставили нож к горлу. Вот ублюдки! Эти типы, которые были меня всего на пару-тройку лет старше, серьезно угрожали, что убьют меня.
Так что это была достаточно веская причина, чтобы покинуть Эспоо, а Хельсинки как раз был достаточно далеко. Я знал, что эти психи не тусуются в Хельсинки, поэтому обосновался там. Я хотел убраться максимально далеко от своих родных мест. И даже спать где-нибудь в канализационном тоннеле Каллио мне казалось лучшим вариантом, чем находиться в «безопасном пригороде» Манккаа.
Для меня как для музыканта гнев всегда был важнейшим источником творческой энергии, а из-за всех этих событий я тогда чертовски обозлился. И на многое в своей жизни я стал смотреть иначе, хотя на тот момент еще даже не был совершеннолетним. Конечно, у меня случались подростковые разборки и драки, но в целом отношение к миру у меня было достаточно наивное. Или, по крайней мере, доверчивое.
Уже позднее от знакомых я узнал о том, что некоторые из этих типов уже померли. Почти все из них побывали в тюрьме. А некоторые до сих пор сидят. Но тогда у нас вся жизнь была впереди. Так я мгновенно получил четкое представление о том, каким дерьмовым и жутким может быть этот мир в худшем его проявлении. Это был хардкорный опыт, который навсегда изменил меня как личность. Иногда я думаю: отчасти даже хорошо, что подобное произошло со мной еще в юности. Но, с другой стороны, я бы не возражал получить этот жизненный урок в более старшем возрасте или даже еще позднее.
Из-за этих разборок я очень сильно ожесточился. Товарищи по группе были моими лучшими друзьями, и они знали об этой ситуации. Я также рассказал о происходящем нескольким своим подружкам. Но в основном я говорил об этом со своей сестрой, потому что она хорошо знала тех типов.
Ситуация очень быстро накалялась, и скоро всё это дерьмо привлекло внимание моих родителей. А поскольку психопаты знали мой адрес, мне пришлось быстро сваливать. Я официально переехал жить к Анне, но мне было стыдно так паразитировать. Однако родителям я сообщил, что нахожусь у сестры.
Иногда я ночевал у Яни – бывшего гитариста, а временами по совместительству и клавишника нашей группы. Его интерес к совместной работе в коллективе тогда уже угас, и для остальных участников его навыков теперь было недостаточно, но ему по-прежнему нравилась наша группа, и, возможно, поэтому он иногда мог приютить меня. Необычная ситуация, но и Яни – необычный парень. Конечно же, время от времени я отдавал ему небольшую арендную плату.
Хороший трюк, позволявший получить место для ночлега, а также парочку бесплатных кружек пива, заключался в том, чтобы составить компанию какой-нибудь женщине. Каллио в то время был еще не хипстерским, а скорее довольно мрачным районом. Там тогда не было модных кафе с круассанами и латте, лишь паршивые кебаб-ларьки, куда люди скорее ходили за дешевым пивом средней крепости, а не за чем-то, лишь отдаленно похожим на еду. В этих заведениях посреди дня всегда сидели пьяные и выглядящие немного одинокими женщины среднего возраста, к которым легко можно было подсесть. И даже не нужно было ничего говорить.
Я совсем не горжусь этим, но в возрасте 17–18 лет наступил период, когда я был этаким парнем-проституткой. Нужно было что-то придумывать, потому что я просто не мог позволить себе подойти к стойке в социальной службе и начать попрошайничать. Мой отец ни за что бы мне этого не простил.
Когда, вспоминая, рассказываешь об этом эпизоде, всё происходящее кажется ужасным, но в тех обстоятельствах это было хорошим способом выживания. И никаких травм у меня не осталось. И у тех женщин, думаю, тоже. Я тогда даже пробовал работать в телемаркетинге, так как идеи у меня уже заканчивались. Несколько раз мне приходилось таскаться в район Камппи, чтобы продавать по телефону какую-то серию справочников по Хельсинки для старшеклассников, но это ни к чему не привело. Абсолютно тупиковая ситуация.
Из этой задницы в Каллио меня спас барабанщик Томми Ниссинен, с которым несколько лет мы были очень близки. Я с ним познакомился, когда он временно играл в группе под названием Perfidious Ethnicus. Руководил ею финский швед, знакомый ещё по андеграундной сцене Эспоо, которого прозвали Стариком. Томми устроил меня на работу в фирму, которая устанавливала защитные тенты на стройплощадках или где-нибудь еще. Там я зарабатывал деньги тяжелым трудом и, по крайней мере, хоть немного встал на ноги. На эти средства я купил свою первую машину.
Опьяненный комплексом Наполеона, я постоянно громко кричал о том, что ничего, черт возьми, не боюсь, но в 1996–1997 годах, в период между третьей демозаписью и дебютным альбомом нашей группы, я начал тонуть в очень глубоких и страшных водах. Ощущения у меня были совершенно параноидальные в худшем смысле этого слова, потому что я все еще продолжал получать послания от вышеупомянутых ублюдков. Например, меня могли предупредить, чтобы я не появлялся в определенных местах, потому что там уже поджидают эти сволочи. К тому моменту я уже много раз получал по морде, так что этого я не боялся. Но несколько парней, которые крупнее тебя, находятся под действием амфетаминов и вооружены ножами, – это сочетание, от которого нужно было держаться подальше, и даже я это понимал.
Хуже всего мне было от осознания собственной уязвимости и от того, что меня преследовали. Как-то раз в одной очень мутной ситуации мне помог близкий родственник, который пришел встречать меня, вооружившись пистолетом. Это оружие было старым, и разрешение на его ношение тоже было в наличии, но использовать его, конечно, никто не планировал. Это была просто мера предосторожности. Возможно, не стоило сейчас так открыто рассказывать данную историю, но это дает неплохое представление о том, насколько серьезными были те передряги.
Конечно, я обратился в полицию и рассказал о преследованиях, но там мне ответили, что они абсолютно бессильны, потому что у них нет доказательств. И смысл, похоже, был в том, что расследование они начали бы только тогда, когда я бы уже умер от рук этих ублюдков. Их главный нападавший совершал тяжелые преступления, будучи еще несовершеннолетним и даже на протяжении нескольких лет в более старшем возрасте, – так что бог его знает, как долго будет длиться его судимость.
Я даже думать не могу о том, насколько адовой может быть жизнь современной молодежи, если – при самом плохом раскладе – кроме физических угроз на них наваливается еще и кибертравля, возникшая из-за появления смартфонов. Установить чье-то местонахождение сейчас ничего не стоит, поскольку люди постоянно делятся своими фотографиями на различных сайтах. И, когда тебя поглощает этот водоворот, стрельба в школе внезапно может показаться единственным выходом и лучшим решением.
Но да. События, своими масштабами напоминающие движения тектонических плит, случаются в очень короткий промежуток времени, и довольно большие перемены происходят в период с 17 лет до совершеннолетия. А у меня тогда, естественно, не было никаких ресурсов, чтобы справиться со всеми этими ситуациями и с чувствами, которые они вызывали. В моем характере никогда не было таких черт, как жалость к себе или склонность к нытью. Все негативные эмоции я вкладывал в музыку. Вы либо учитесь работать с подобными вещами – либо нет. Я справлялся когда с помощью пива, а когда – и водки. А если кто-нибудь из знакомых парней отправлялся на пароме до Швеции, то потом удавалось выпить с ними виски. И это был настоящий праздник.
Некоторые из ребят время от времени принимали спиды, но это была не моя история. Я только пару раз пробовал нюхать метамфетамин, но лишь из-за желания поэкспериментировать. Стимуляторы всё равно на меня никогда не действовали, а сплю я по природе своей плохо.