— Короче, Слон! Я — туда! Ты со мной?

— Какое «с тобой»?! А уроки?!

Лева так увлёкся, что, казалось, совершенно забыл об этой малости.

И всё бы закончилось, как заканчивалось, однако вмешалась всемогущая судьба.

Оставшиеся два урока отменили — законоучитель отец Корнилий захворал, преподаватель русской истории Григорий Лукьянович сидел у постели тяжело рожавшей жены, и кадеты седьмой роты неожиданно оказались распущены — потому что и Ирина Ивановна Шульц, и Две Мишени, и капитаны Коссарт с Ромашкевичем — все оказались вызваны к начальнику корпуса с чем-то донельзя срочным и сугубо секретным.

— Ну, Слон? Что теперь скажешь?

Федор вздохнул. И пошел.

Ну не мог же он уступить Льву!

Он даже не успел подумать, как они выберутся из корпуса без отпускных билетов, однако хитроумный Бобровский, как оказалось, давно уже имел потайную лазейку — на заднем дворе, где ещё оставались какие-то древние сараи, невесть почему ещё не снесённые, в решётчатой ограде один из вертикальных прутьев был слегка отогнут — взрослому не пролезть, а кадету из младшего возраста — так даже очень.

— Теперь ходу! — прошипел Лева.

От корпуса до Приората — совсем недалеко. Федя обратил внимание, что щели в ограде вела неплохо утоптанная тропа — небось старшие возраста тоже этим пользовались, а, может, и старослужащие, чтобы срезать путь на станцию.

Так или иначе, до Приоратского дворца кадеты домчались лихой рысью. Федор уже горько раскаивался, что поддался — а если они попадутся? Вот уж позор будет так позор!

— А теперь куда? — спросил он Бобровского, когда впереди замаячила красноватая крыша последнего убежища мальтийских рыцарей.

— Давай за мной и делай, как я!

Лев решительно постучался в двери. Те приоткрылись, явив не слишком довольную физиономию горничной.

— Епифана Мокеича надобно! — выпалил ей прямо в лицо Бобровский. — По делу, из корпуса, срочно!