Странно, ведь верно? Уже в детстве она инстинктивно понимала, что люди не всегда такие, какими кажутся, даже друг или родственник могут стать кем-то… чем-то зловещим. Возможно, именно поэтому ее тянуло писать книги, в которых насилие и угроза прячутся под будничной повседневной жизнью.

– Мне крайне неприятно прерывать размышления, – произнес знакомый голос.

Она подняла глаза. Стивен Глэнвилл, с типично дьявольской ухмылкой на красивом лице с ямочкой на подбородке. Щеголеватый, в академичном светло-сером твидовом костюме с темным галстуком-бабочкой, Стивен держал под мышкой сложенные газеты и опирался на спинку стула, стоящего напротив.

– Присоединяйтесь, пожалуйста, Стивен.

Он присел.

– Вы казались совершенно ушедшей в себя. Надеюсь, вы задумались над хитросплетениями сюжета нашего египетского детектива.

Археологи по природе своей были людьми настойчивыми.

– Правду говоря, я возилась с новой идеей для Пуаро.

– А мне казалось, вы терпеть не можете этого маленького ублюдка… прошу простить мне мой французский.

– Стивен, пожалуйста. Что бы я ни думала про это чудовище, он популярен у читателей, а их мнение важнее моего… А разве вы не должны быть в Уайт-холле?

Он посмотрел на часы:

– Должен быть через полчаса. Зашел выпить чашечку и поздороваться.

Официантка принесла чай, и он добавил:

– Я рад, что вас застал.

– Приятно, когда тебя ценят… А почему?

– Значит, вы еще не видели прессу?

Он развернул газеты, и верхней оказалась отвратительная бульварная газетенка. Заголовок вверху страницы вопрошал: «В ЛОНДОНЕ НОВЫЙ ПОТРОШИТЕЛЬ?»

– Я не читаю «Новости со всего мира», – заявила Агата с чопорным возмущением.

– Видимо, кто-то из Ярда получает от них деньги. Даже несколько «кто-то», судя по различным историям.

Остальные газеты тоже ухватились за убийства Мэйпл Черч и Эвелин Гамильтон (продемонстрировал ей Стивен), хоть и не так жадно, как первый таблоид.