Поток сознания, смешанный со сказками братьев Гримм, которые мама читала мне у кроватки до тех пор, пока не пришлось читать их самому.

Слова Dream On пришли ко мне в виде одной мысли… а поезд моих мыслей останавливается на каждой станции.

Прошлым летом я чисто случайно нашел ту самую фисгармонию, на которой написал Dream On, в доме у озера, недалеко от того места, где я живу. Эта дорога стала своего рода метафорой моей жизни. Она начинается в лесу возле моего дома, и я вспоминаю те дни, когда оставался в Санапи в начале зимы, боялся темноты и не знал, что делать со своей жизнью. А потом дорога сворачивает к бухте, где обычно зависали мы с Джо.

Дорога образует петлю где-то в пять километров вокруг причудливых и величественных домов, вдоль травянистых зеленых полей, вверх и вниз по холмам. Я бегал там каждое утро в течение двух месяцев, чтобы подготовиться к предстоящему туру. Никто и не догадывается, что у меня хватает дыхания петь Don’t Want to Miss a Thing в ебаной России из-за того, что я бегаю по этой сраной петле. Если я могу взбежать на холм Разбитых Сердец, спуститься к бухте и вернуться к дому, не рассыпавшись на тысячи пульсирующих, задыхающихся кусочков, то я готов покорять мир. Иногда я сбегал с причала прямо в воду, обмазанный водами Матери-природы, крещенный ледяным озером Санапи.

В живом исполнении, прежде чем спеть ту высокую ноту в Dream On, я делаю небольшую гипервентиляцию. Я смотрю вниз (вот так – включите воображение) и быстро вдыхаю и выдыхаю, вдыхаю и выдыхаю… потом тяну: «Да-а-а-а», и задерживаю дыхание на том моменте, когда любой нормальный человек под водой сказал бы: «Мне надо срочно вынырнуть!» Я научился это преодолевать, пока бегал вокруг озера… все ради чистых нот.

За последние десять лет, пока мои ноги становятся все слабее и слабее с семидесятых годов, пробежка становилась все сложнее, но про раненого рок-воина я расскажу потом.

Однажды ночью во время пешей прогулки по петле я пробегал мимо дома с мерцающим пламенем. Дом назывался «Дорога ведьмы», а снаружи были горгульи, манекены и изогнутые ветви деревьев. Я много раз видел этот дом, и каждый раз, проходя мимо, думал: «Я хотел бы познакомиться с человеком, который там живет». Я останавливался перед входом и кричал: «Эй, там, я вас люблю!»

На этот раз я крикнул чуть громче, и милая пара средних лет, Шерри и Филип, пригласили меня в дом. Филип – подрядчик, а Шерри – скульптор. По дому были разбросаны удивительные, причудливые вещи, которые она сделала. «О, боже, – говорю я, – а можно осмотреться?» Одна скульптура из виолончели, а другая – я даже описать не могу – из тыквы. И сушеные подсолнухи. Я будто очутился в стране Оз. Тем временем по телевизору идет «Америка ищет таланты». Двадцать девчонок, которых мечтает поиметь каждый парень.

В гостиной стоит старая фисгармония, прямо как та, на которой я написал Dream On. Я начал играть и чувствовал себя так, будто парю. Фисгармония была такой знакомой. Я словно переместился назад в Троу-Рико на несколько лет назад, когда я вытаскивал аккорды из воздуха. Оказалось, что это была фисгармония Este, сделанная в Вермонте в 1863 году, – абсолютно такая же, какая у нас была в Троу-Рико.

– Где вы ее нашли? – спросил я.

– У бухты есть старый антикварный магазинчик напротив продуктового, и эта фисгармония стояла прямо на крыльце, – объяснила Шерри.

Значит, они купили фисгармонию в восьмидесятых, как раз в то время мой папа продал Троу-Рико. Вот это, я понимаю, интуиция! Муза завела меня в дом, в котором я ни разу не был, и вот он, мой старый друг, моя фисгармония Dream On. Разве это возможно? Я сел за нее, положил руки на клавиши и вытащил все рычаги фа минора, которые я вытаскивал тридцать пять лет назад. Когда я начал играть, то почувствовал, как она дышит. Прямо там мы занимались музыкальной любовью.

Шерри сказала, что купила фисгармонию на аукционе Санапи осенью после того, как родители продали Троу-Рико, так что, скорее всего, это та же фисгармония. «Мне кажется, что в ней живет полтергейст, который каким-то образом привязан к этой хрустальной вазе, – сказала она. – Я всегда ставила вазу на фисгармонию, но после переезда я решила поставить ее на полку. Однажды я сидела на полу и рисовала, и тогда ваза просто свалилась с полки и упала мне на спину. Но с тех пор, как я поставила ее обратно на фисгармонию, она не движется девять лет».

Я заставил Шерри пообещать, что если она когда-нибудь продаст эту фисгармонию, то сначала скажет об этом мне. Она охрененная. Прямо настоящая фисгармония с рычагами. Вот странный факт об антиквариате – мы покупаем их с дополнительным весом прошлой жизни. Как старинные бусы, которые ты случайно нашел в Месопотамии. Ты не знаешь, кому они могли принадлежать. Они говорят только: «Мы бусы с древней земли, найденные в руинах». Или их нашли в покрытом ракушками сундуке у берегов священной земли. Может, они когда-то висели на шее Марии Магдалины.

Когда к тебе приходит песня, ты пишешь ее за десять минут и думаешь: «Вот оно. Упала на колени, словно аист бросил ребенка. Она всегда была там. Эта песня. Внутри…» Просто сначала она должна избавиться от этой плацентной хрени вокруг. Ведь кто вообще пишет песни? Если бы тут был Дилан, он бы сказал своим спокойным бобским голосом: «Так, и откуда же это взялось?» Из небытия, строчки приходят к тебе…

Ты видишь это в воздухе и говоришь: «Вот это нужно поймать». Как те индейские ловцы снов. Я смотрю на них и думаю: «О боже, это же, блядь, мой мозг!» Я что-то вижу или слышу, как играет Джо, и кричу: «Стоп, стоп! Что это было?» Или я слышу обычный переход у Beach Boys, и из него вырисовывается целая песня.

Когда я был маленьким, мама читала мне все эти рассказы и стихотворения, Диккенса, Теннисона, Эмили Дикинсон. Так я и научился рифмовать. Я рифмоголик. Из-за этого я задумался, почему, когда ты выглядываешь из бокового окна машины и останавливаешься на красном свете, мир будто тебя нагоняет. Все, что ты проезжаешь, будто бежит с тобой; стихотворения из прошлого могут превратиться сегодня в песни с помощью любопытства и воображения.

Но они настигают тебя, как тогда, когда мне снилось, что я парил под потолком, а потом вылетел из окна и полетел над городом. У меня был кусок дерева, я стоял на холме, прижимал его к груди и ловил ветер, как сани ловят снег, и начинал подниматься, потом падал, катился вниз по склону и снова хватал дерево и ловил ветер, я боялся, что снова упаду, а потом снова поднимусь, и ветер унесет меня в море. Я поднимался так высоко, что садился на дерево. И я просыпался с вопросом: «А существуют ли летающие машины?» Я чувствовал это ощущение в груди, как при падении. Эти рассказы вдохновляли на мечты, так что спасибо тебе за них, мама.

Я крутил маленький череп, который вплетал в свою косу, и такой: «Хм-м-м». Я начал с чего-то, что знакомо всем, как те строчки из Dream On.