«Или показалось, что с облегчением? Впрочем, не важно. Аргументы, мотивирующие, он всё ж выдвигал… На кои у нас нашлись, надо сказать, свои! Чай, мы тоже не в лыке ходим! Пусть “Ермак” и “хромой”, но перед походом был немного «подкован» и вполне способен повести за собой караван… если «большой ледокол» перед этим проломит, расчистит дорогу. Миль на пятнадцать достаточно. “Бервик” за нами далеко не пойдёт. Не рискнёт. А то, что льды непредсказуемы, что всяко может произойти… оно, конечно, им лучше знать. Однако не надо цену себе набивать. У нас тоже опытные полярники имеются. Хотя Коломейцев тот ещё тот человек-пессимист. Как транспорты качать на волне стало, да ветер северный с морозом задул, с подковыркой так “успокоил”: “во льдах качать не будет…”».

Рожественский передёрнул плечами, представив вверенные ему корабли, вмёрзшие во льды. Стало даже как-то зябко.

Командующий стоял на балконе ходового мостика, где заметно продувало. Ниже слышалась возня, стук молотков, громыхало железо, сдержанно поругивался боцман, зная, что адмирал наверху и всё слышит.

При всём своём упрямом отрицании и неприятии данных о повреждениях, нанесённых японскими снарядами, катастрофическое выбывание в бою командного офицерского состава игнорировать Рожественский не мог. Тем более что директива пришла с самого верха. Поэтому смотровые щели боевой рубки обшивали дополнительными стальными листами. Всё это было не просто «приклепай железо», а имело возможность приоткрывать просвет и при нужде захлопнуть, заузив до минимума.

Но глянув на чертежи, которые выглядели крайне неказисто, Рожественский разрешил установить всё это непотребство уже по выходе из Александровска.

«Позорище такое!»

И снова… и снова, кривясь, вернулся к оценке пришельцев.

Потомки его раздражали. Независимостью. Этим своим подтекстным – дескать, вы тут дети малые, а мы из грядущего, как минимум за старшего, всезнающего брата. Ведаем, как будет, и всё этим сказано.

«Сие снисхождение имеет свой весьма характерный рисунок поведения, – великомудро подметил Зиновий Петрович, – и искушенный взгляд всегда такое замечает».

А ещё они… просто бесили клеветой на него – вот никак не принималась ни гибель кораблей от артогня, ни его якобы неумелое управление эскадрой в том описываемом ими Цусимском сражении.

«Главное, что и его величество со мной согласен. И поддерживает меня».

К своему стыду, после того ужина, немного перебрав, он не сдержался и «выступил». Но опять же государь и слова в упрёк не обмолвил. Более того, интересовался, как повёл себя господин Черто́в в щекотливой ситуации.

«Что ж, капитан ледокола не стушевался перед целым адмиралом, хоть этот господин и сугубо гражданский. А теперь вот выяснилось, что потомки-то – весьма скоры на решительные действия. Даром что в экипаже полно отставных морских офицеров. И методы их под стать их оснащённости… А Дубасов Фёдор Васильевич слишком уж симпатизирует им, этим пришлым. Конечно, такой шанс, какой дают их новшества, прогнозы будущего и другие необычности, упускать – дураком надо быть. И государь мыслил так же!»

То, что император верил в него и продолжал с ним советоваться, льстило. Адмирал совершенно привычным и уже не замечаемым движением погладил бородку.

«Видел я, как расстроился Фёдор, когда государь меня назначил командующим этим походом. Но молодец! Не стал чураться, а принялся активно помогать на вторых ролях. Одно ж дело делаем! Поделился всеми интересными приёмами по артиллерийским делам, любопытными проекциями по системам наведения. А тут ещё потомки пообещали: “Выделим армейские лазерные дальномеры и коротковолновые радиостанции”. Надо же, а у беспроводного телеграфа ещё и разные волны могут быть! Ах, а ведь вполне вместно! Волна она и есть волна».

В голове сразу представилась аналогия – большая штормовая волна и мелкая бризовая рябь. И дальномер он тот замысловатый спытал…

«Воистину чудна вещь! – снова чуть покривлялся на старорусский манер адмирал. – Что говорить, грех таким не воспользоваться!»

Почувствовав, что окончательно замёрз, Зиновий Петрович решил пойти к себе в каюту. Спускаясь по сходным трапам, продолжать вить свои мысли-воспоминанияпредположения. Тревоги, конечно же, грызли.

Но пока на полтора суток пути, до Карских ворот, всё было достаточно просто.

«А вот дальше…»