Атомный ледокол, сделав большую дугу, огибая архипелаг Новая Земля с запада, подобрал в оптимальной точке «вертушку» и устремился к Карским воротам.

– Только километров лишних намотали, – недовольно буркнул капитан, глядя на штурманские прокладки, – миль сто пятьдесят…

Эскадра под командованием адмирала Рожественского стала вытягиваться из Кольской губы только после десяти утра. Основной причиной был молебен, устроенный в честь отбытия.

Но и, конечно, как всегда нашлись какие-то организационные неувязки.

Между кораблями всё ещё сновали катера и лодки, что-то привозя, кого-то увозя.

С самой Балтики на броненосцах продолжались мелкие доделки и усовершенствования. Теперь же в Александровске заводские мастера и рабочие сошли на берег. Считай в последний момент. Обратный путь им предстоит проделать уже по железной дороге.

Вся судо-корабельная тоннажность, набившаяся в Екатерининскую гавань, не прекращая и на ночь, подсвечиваясь прожекторами, пуская рябь от бортов, тлела парами, чадила дымами, где-то ещё громыхая и стуча… по дереву, по железу, по чьей-то бессоннице.

А с пяти утра и тем более никто из составов экипажей не знал покоя и праздности: вахтенные, подвахтенные, офицеры, унтеры, матросы…

Отдавались команды, принимались рапорты, потели кочегары, свистали дудки, топотали ботинки, сыпался добротный сопутствующий мат… среди простых и господ.

А над всем этим главенствовали вечно недовольные рыки совсем не душки командующего – адмирала Рожественского.

Так или иначе, время и действо подходило к равновесию с графиками и распорядком. Били своё положенное склянки. Не только углём единым жива эскадра – следовал утренний приём пищи.

А с берега тем временем…

Там под колокольный звон, торжественно, с хоругвями, велеречиво и песнопенно, «во славу», «победу» и прочее, двигалось шествие.

У причалов выстроились высшие офицеры эскадры, почётный караул, присутствовали чины из местных, праздный люд.

Поход Северным путём стольких кораблей (и каких) уже можно было назвать беспримерным.

А потому больше десятка корреспондентов, российских и иностранных, выбирая удобные ракурсы, суетясь со своими громоздкими ящиками и относительно портативными бокс-камерами, пы́хая вспышками, норовили запечатлеть памятные кадры на фотографические пластины. Находились среди этих искушённых злые языки, нашёптывающие: «На погибель идут». И спешили маститые и не очень щелкопёры, опьянённые воодушевлением и утренним воздухом вперемешку со вкусом угольного дыма, под специфические портовые звуки и гудки уходящих кораблей, ломая перья и грифели, передать на бумагу свои яркие впечатления, не подозревая…

Не подозревая, что на этом новости об эскадре Рожественского не закончились. И будут ещё сенсации – приходить с судами, прибегать телеграфными строчками… и просто доходить почтой статьями в газетах.

Отцы духовные и дальше бы тянули тягомотину, но Зиновий Петрович поспешил получить благословение «пройти путями тернистыми и одолеть ворога» и категорически настоял на скором отбытии.

Катера и паровые шлюпки развезли участвовавших в молебне моряков по своим кораблям.

А те, как огромные плавучие крепости, грозно внушая веру в славный поход и громкую победу, пестря флажками, бахнув тройку раз из салютных пушек, под крики «Ура!» и «в воздух чепчики», начали свой неспешный выход.