«Господи! Прости, Господи… я не должен поддаваться эмоциям! Несмотря ни на что, эти люди принесут пользу».
И горечь вперемешку с гневом.
«Вот только я в их взглядах являюсь всего лишь инструментом. Инструментом империи. И как выясняется, не самым лучшим. Господи, прости меня за гордыню!»
Тут и наступила очередь «шустовского».
Это пото́м… пото́м он прочтёт дальше, в дрожании рук роняя листы на пол, подбирая, мутнеющим от давящей слезы взглядом перечитывая. Глыкая стаканом примитивную алкогольную анестезию, не веря и веря, клянясь: «Изведу гадкое племя! И дом Ипатьева проклятый снесу!», затылком понимая, что дом-то тут ни при чём.
А пока ещё были первые приличные стопочки-мензурки. Звенящая ложечка в пустом стакане чая.
Прагматик внутри цеплялся за трезвость, но мысли раз за разом возвращались к какому-то непреодолимому неприятию пришельцев. Несмотря на их взвешенную и разумную оценку взгляда со стороны. Со стороны грядущего. На все недостатки и достоинства управления страной, экономические и политические ошибки… всё, на что ему были «раскрыты глаза».
Но он ничего не мог с собою поделать.
«Всё-таки этот чёртов Черто́в был прав – на первом месте всегда стоит личное мнение… Его мнение – императора, самодержца и просто человека. Эгоизм. Потому что не может любой нормальный человек терпеть и смириться с этим».
Снова сжимались кулаки, и уже разогретой кровью наливалось лицо…
«Те неизвестные из воздуховода вентиляции обсуждали его… осуждали! Смели осуждать меня! С аргументами, которые до обидного ранили своей непреложностью. И это их словцо, уничижающее своей простой обыденности, констатацией равнодушия. Мерзкое слово, которым его называли – м…дак!»
Под напряжением!
«Багровым подбоем ватерлинии… – выплыло, выползая из дрёмы, – откуда это у меня? А-а-а! Почти булгаковское. Тогда не совсем верно. Хотя, учитывая усиление в районе ватерлинии и спецкраску – вполне в тему!»[72]
За пять часов «Ямал» прошёл свои отмеренные сто миль. Впереди ещё столько же. Ещё пять… нет, уже четыре с половиной, с 20-узловым пожиранием миль.
Вот теперь время показало свою подлую двоякую сущность, двигаясь неуловимыми скачками. Когда глядишь на стрелки, а они едва шевелятся вялыми рожками улитки.
А отвлечёшься, вроде на мгновенье, а на поверку, зыркнув через это «мгновенье» на циферблат – тридцать минут, сорок… целый час уже просвистел. И не заметил… за текущими делами, участием в детализации плана, разговорами-обрывками, приёмо-передачами.
– Дубасов на связи.
– Да, конечно, я сам с ним переговорю, – вскакивая с кресла, следуя в радиорубку.
– Ночью произошёл инцидент, – после коротких взаимных приветствий с ходу начал адмирал, – британский крейсер открыл огонь по рыбацкой шхуне. Есть убитые из самоедов и раненые.
– Скандал?