– Вы будете что-то заказывать?

Господин передал ему меню через стол в красивом кожаном переплёте. Никита машинально открыл и увидел, что все названия блюд написаны не по-русски. Знания иностранного сводились у него к нескольким наспех заученным фразам, да и то когда они с Лялькой Париж покоряли. От французского словарного запаса мало что осталось, но и того, что ещё не выветрилось из головы, для беседы с французским кельнером оказалось маловато.

Господин заметил замешательство соседа:

– Это французский ресторан, вы разве не знали?

– Не успел, – признался Никита, – да и не у кого было осведомиться. Признаться, я даже не знаю, как эта местность называется.

– Напрасно, напрасно, – тоном завсегдатая произнёс господин, – очень рекомендую. Кухня у них великолепная, даром что Чистилище.

– Какое Чистилище? – по спине у Никиты опять забегали холодные мурашки неприятного страха.

– Ну, может быть, я и хватил чуть, но чем вам Чистилище не подходит? – поднял господин глаза. – У католиков в любом церковном опусе найдёшь откровения о предбаннике меж реальным миром и Преисподней, то есть, Раем. Хотя это одно и то же. А поскольку у вас, мне кажется, трудности с языком, позвольте я сделаю заказ сам. Мне, право, это доставит удовольствие.

Человек забрал из рук Никиты меню, пробежал глазами. Официант с собачьими бакенбардами, больше похожими на брыли, стоял почтительно рядом, готовясь принять заказ.

– Я предложу вам истинный tour de cuisine,[40] – улыбнулся господин и продолжил официанту:

– Dorade bouilie sause marechale, Ragout aux Langues de carpes, Ramereaux a la charniere, ciboulette de gibier a L"espagnole, pate de cuisses d"oie aux pois de Monsavie, queues d"agneau au clair de Lane, artichauts a la Grecque, charlotte de pommes a la Lacy Waters, hombes a la maree, glaces aux rayons d"or[41] …

Официант всё послушно записал и умчался выполнять заказ.

– Класс! – восхитился Никита. – Вы как будто родились во Франции.

– Класс? – переспросил незнакомец.

– Я хотел сказать, здорово у вас получилось!

– Ну что вы, – незнакомец слегка покраснел то ли от похвалы, то ли от смущения, – это такие мелочи. Мне доставляет истинное удовольствие угощать друзей. Жаль, что не все это понимают, тем более в нашей бедной стране. Это даже не принято теперь. Но вспомните, и у нас иногда в ресторанах увидишь такое, до чего ни Франции, ни Америке не доползти при всём своём желании!

– Но мы, кажется, не знакомы? – спохватился Никита. – Во всяком случае, я никак не могу вспомнить ваше имя.

– Как же, как же! Я – Леонид Фёдорович Глинский, – представился его собеседник. – Последний раз мы с вами виделись во дворе Лубянки. Я сразу обратил на вас внимание, и когда Женя Моргенштерн куда-то последовал за вами, мне подумалось, что поступить так же весьма разумнее, чем дожидаться бесплатного сожжения на инквизиторском костре безбожников.

– Ну, конечно! – вспомнил Никита. – Он же один из «Странников ночи» Даниила Андреева. То-то лицо его показалось знакомым. Утопия построения Храма Солнца Мира на Воробьёвых горах при великосветской совдепии. Красота! Но его экипировка вовсе не походит на серенький советский стиль, к тому же гурман он, кажется, изрядный, вон и брюшко солидное из под жилетки с алмазной искоркой. А это уж совсем с российским тоталитаризмом не совместимо. Хотя в его времена НЭП тоже процветал, именно в эту пору советский рубль стал одной из самых крепких валют мира.

– Вас, мой юный друг, приводит в недоумение мой вид? – поднял брови Леонид Фёдорович. Что говорить, в проницательности ему отказать было нельзя. – Всё дело в том, что я – один из представителей новой советской науки, можно сказать, элитный профессор. Поэтому нас берегли. Не всегда и не всех, но тут кому уж как повезёт. Мой коллега Тимофеев-Ресовский – надеюсь, слышали о таком? – не захотел рисковать, жить на вулкане и попросту эмигрировал. Мы же надеялись на волну перемен у себя на Родине и благоговейно ждали. Но до перемен нашей стране пока ещё далеко. Значит, надо как-то самому выкручиваться, не находите?