– Это так! – подхватил режиссер, – Первый раз на сцене. Это восхитительно.
Она не могла отказать, но когда показалась на сцене, произошел скандал. Зрители начали шикать на ведущих артистов и всех прочих, кто пытался со сцены что-то изобразить. И с невидимой галерки громко предложили смыться со сцены всем, кроме нее.
Она уже догадалась, что ее театральная карьера кончилась, но решила досидеть на троне да конца. Не совсем было понятно, почему принцесса сидит на троне, но по взлохмаченным волосам было понятно, кто из герцогов будет сейчас обращаться к ней с репликами. Это было долго и громко. Наступило ожидание безумия. Видимо, начиналась развязка. Финальная сцена потрясала скоростью. Вся аристократия быстро и молча проткнули друг друга насквозь широкими белыми мечами. А кое-кто явно с боку припека. Проткнулся. Занавес. Так кончилась ее театральная карьера.
В местной газете появились сразу аж две заметки. Режиссер был в восторге. В одной были сплошь жалобы на крик, хоть и кричали не со сцены. Другая вышла под заголовком «Уж очень они кричат».
Вчера Мила пока убивала время в ожидании, когда будут бить часы на набережной, заинтересовалась двумя мокрыми собаками у самой воды (не только Давыдов и Лёва замечали собак). Они, мокрые собаки, стояли перед третьей с сухой шерстью. Собаки не издавали ни звука – без собачьих слов было понятно: они уговаривали сухую искупаться. Наконец, та решилась прыгнуть в воду, и две забегали по каменным плитам, бурно дирижируя хвостами. Так же молча вся мокрая тройка радостно взбежала на аллею выше. Мила, стараясь на них не коситься, спокойно последовала к тому месту парка, где они откапывали землю. Всё происходило очень быстро и четко, собаки метнулись наверх по всем ступеням и были уже на взвозе, на дворе большой мясной лавки и ждали. Вышел мясник, подобрал что-то блестящее с земли и вывалил из ведра приличного вида обрезки с костями. «Они торгуют!», – Мила едва держалась от возбуждения, а собаки мгновенно и, по прежнему своему обыкновению, без звука исчезли. А внизу на набережной еще оставались несколько других на поводках с сопровождающими, которые были заняты другим делом – они там звонко тявкали.
Расскажи Мила этот случай Давыдову и Лёве, она бы получила редкое удовольствие, вогнав их в легкий кататонический ступор. Но нет. Ее поразило не то, что собаки нынешним летом торгуют, а то, что все кругом чем-то заняты. Работой.
Лёва и Давыдов переглядывались: в руках Милы уже не в первый раз появлялась газетенка с объявлениями о работе. Муж и любовник одновременно хотели напугать ее взглядом. Напрасно. Милу ободряло, что ни одно из ее электронных писем работодателям не было возвращено ей обратно (обратно на телефон не возвращалось ни одного кибернетически-почтового конверта). Это вдохновляло ее на всё множество последующих. Она, конечно, допускала, что не все из них будут прочитаны, но предпочла бы, чтобы такого не происходило. Зная Давыдова и Лёву, Мила не собиралась посвящать их в свои ожидания. Хотелось им возразить, но ей было некогда. Их назойливое внимание не могло вызывать у нее ничего, кроме раздражения.
– Тебе плохо?
– Ты от чего-нибудь страдаешь?
– Расскажи, что случилось?
– Как дела?
– Что нового?
– Может, сходим погуляем?
– Что бы ты хотела?
– А?
– Ну же.
– Смотри, в твоей газете. Может, сходим в цирк?
– Слоны.
– А вот эти листы дай-ка.
– Выкинь.