У Скайуокера были виноваты все вокруг, но не он: и Сенат, который раз за разом отправлял Кеноби на опасные миссии – в несколько раз чаще, чем других джедаев. И только попустительство Силы помогало Кеноби вернуться в Храм целым и относительно здоровым. И хотя бы одним куском. И Совет, который, естественно, только и думал, как навредить лично ему, Энакину, словно дел других у магистров не было; и естественно, первым в списке по степени виноватости шел его Мастер: этот чурбан не мог понять его тонкую душевную организацию и вообще не мог его понять, так как сам вырос в тепличных условиях.

Что джедай мог знать о рабстве?

А ведь достаточно было прочитать досье… Но Кеноби говорил о своем прошлом крайне редко, так как это причиняло ему боль, а Энакин не задавал вопросов. Не хотел. Он ведь знал наверняка!

Забавно, файл Кеноби он прочитал лишь недавно и почувствовал себя полным идиотом. Жизнь у его мастера была не сахар, а Скайуокер старался изо всех сил делать ее еще веселее. Пока тот совсем не отчаялся, прекратив делать попытки даже просто поговорить.

Теперь Вейдер понимал, что не все так просто. Джедаям не давали бороться с рабством, так как его одобрял Сенат. Им оставались лишь тайные операции. Да, на словах рабство было запрещено, но ведь Рилот, основной поставщик тви"леков-рабов, входил в состав Республики. Все это знали. Все на это закрывали глаза… В том числе и обожаемая им когда-то Падме, которую он вознес на пьедестал.

Юная королева, так заботящаяся о благополучии своего народа, готовая отстаивать свободу и высокие идеалы, так и не подумала о том, чтобы отплатить добром за добро, выкупив мать спасшего Набу мальчишки. Для нее – мелкая сумма… У нее любое платье стоило больше – раза в три.

Но она не подумала.

Хотя знала.

А оправдание было простым: Энакин стал джедаем, а джедаи не берут денег за свою помощь.

Теперь Скайуокер вспоминал свою страсть к красавице-королеве и горько сожалел о многих своих поступках. И о браке, который был неравным со всех сторон, и о своей любви к лести, и об излишнем доверии не к тому, к кому надо. И о резне на Татуине… И о штурме Храма.

Зато все чаще вспоминал, как Кеноби, почерневший от горя, обещал его обучить. С разрешения Совета… Или без него.

Если бы он только вспомнил об этом раньше! Если бы он перестал нести свое происхождение как знамя, тыкая всем в лицо! Если бы он просто поговорил… Если бы он услышал.

Единственным просветом за эти годы стали близнецы. Только они хоть как-то держали его на плаву, и то, сколько было накладок. Его боялись собственные дети.

Они любили его, он это чувствовал, но они боялись его вспышек агрессии, его диких вспышек, которые Палпатин крайне умело провоцировал, его бешеной ярости и постоянного насилия.

Вейдер отмахивался от проблем, ему хватало происходящего вокруг.

Приказ 66 аукнулся не только пропагандой и успешным восшествием Палпатина на трон, но и массовыми смертями клонов. Вейдер не знал, по какой причине потом Сидиус отключил чипы: может, ситх решил поставить эксперимент, может, он знал, что произойдет, и просто одним махом очистил армию от лишнего мусора и дестабилизирующих элементов.

Осознав, что они сделали, клоны массово кончали жизнь самоубийством, не в силах пережить своего предательства, некоторые дезертировали, вливаясь в понемногу набирающее мощь Восстание, многие перед смертью пытались нанести максимальный урон, устраивая диверсии.

Через некоторое время Сидиус вновь активировал чипы, и клоны опять превратились в послушных марионеток. Вейдер иногда встречал тех, кто когда-то служил под его началом или под руководством Кеноби… Будто дроиды, с пустыми взглядами, равнодушные, стремительно стареющие и выходящие из строя.

Командиры их не жалели, отправляя на убой, как дешевое пушечное мясо.

Его дроиды перестали с ним разговаривать. О, они выполняли свои функции, но и только. Трипио больше не болтал, как одержимый, ЭрДва не отзывался.