О, она – хороший политик. Она нашла нужные слова, которые Энакин хотел услышать. Они слетели с ее губ с легкостью… Почему же она, гордящаяся своим стремлением к справедливости, к законности, не подумала в тот момент, что оправдывает геноцид?

Куда в тот момент исчезли ее устремления сделать мир лучше? Почему она оправдала бойню? Почему она не подумала, что тот, кто поднял руку на детей один раз, запросто сделает это во второй?

Почему она не подумала о том, что тот, кто убивает чужих младенцев в колыбелях, может повторить это со своими детьми?

Или решила в своем высокомерии, что против нее попробовавший легкой крови зверь не пойдет?

На Набу были горные пантеры. Страшные хищники, которых уничтожали любыми средствами, если им доводилось попробовать человеческой крови, ведь людоеды не отвлекаются на другую добычу.

И она убеждала Кеноби, что Энакин не мог? Что в нем есть добро?

Роды высосали из нее все соки. Она чувствовала, как из нее тянут силы. Падме даже решила, что уже всё, но каким-то неимоверным усилием смогла выкарабкаться из подступающей темноты, засасывающей в свои глубины.

Теперь она об этом практически жалела.

Теперь она недоумевала, как могла согласиться на брак с тем, кого знала лишь пару месяцев. Почему? Только потому, что в тот момент в его глазах она была целой вселенной?

У них не было ничего общего.

Она – представительница одного из шести королевских домов Набу. Он – раб без роду и племени. У нее – власть и понимание политических процессов, у него – Сила. То, чего она никогда не поймет.

Она не понимала и раньше, видя, как Энакин и Оби-Ван общаются без слов, как отвечают на невысказанные мысли, как…

Теперь она боится и ненавидит.

Закричали дети, Падме вздохнула, беря ребенка на руки. Малыш сосал, причмокивая, а она смотрела на него, не зная, что испытывает. Любовь? Равнодушие? Отвращение?

Дети – такие же, как и тот, кто носил раньше имя Энакин.

Теперь его зовут Дарт Вейдер, и это – не ее муж. Он стремится сделать галактику лучше… насаждая тиранию. Он шептал о любви – и почти задушил ее. Он был нежным и добрым… Теперь он властный и авторитарный.

Раньше он таким не был… Или был? И она просто не замечала?

Раньше они спорили, и он уступал.

Теперь есть только его мнение.

– Император хочет нас видеть, – резкий голос отвлек от нехороших мыслей. – Будет слушание в Сенате…