– Что же вы торопитесь меня хоронить! – хохотал Марк.

– Смеется еще! – пожимала плечами бабо Софа и принималась удрученно убирать со стола.

Чтобы не расстраивать пратещу плохим аппетитом, Марк завел себе привычку совершать перед завтраком прогулки. Выходил в самую рань, едва заслышав надтреснутое дребезжание напольных часов, возвещавших половину седьмого. Дворовые псы, учуяв его приближение, гремя цепями, выбирались из конуры, чаще молчали, но иногда, проводив его сонным взглядом, отбрехивались вслед – беззлобно и равнодушно.

Марк неспешным шагом добирался до околицы, поднимался на склон зеленого взгорка, нависающего мохнатой башкой над скошенным полем, и наблюдал, как просыпаются дома, как распахиваются, бликуя на солнце стеклянными створками, окна, как женщины, кутаясь в вязаные жакеты и шлепая задниками тапок по босым пяткам, снуют по двору – сначала выпускают птицу и подсыпают ей корм, а далее направляются в хлев, к коровам. Как потом с крайнего жилища собирается стадо и, постепенно увеличиваясь, бредет по дороге, от дома к дому, от калитки к калитке, и, мыча и мемекая, растворяется в дали – впереди размеренно ступают коровы, следом суетятся козы и овцы, а пастух, худющий согбенный старик, опираясь на сучковатый посох, идет рядом, иногда прикрикивая – ай безголовое животное, чего ты на него наступаешь, пропусти, а потом и сам пройдешь!

Возвращался Марк с прогулки к тому времени, когда пратеща, бойко орудуя тяжеленной метлой, подметала двор.

– Давайте я помогу, – предлагал он.

– А помоги, – с легкостью соглашалась бабо Софа и, вручив ему метлу, направлялась в огород.

Показывалась снова, когда он заканчивал подметать, несла полное ведро падалицы (сливы, яблоки и груши), которую следовало, сполоснув и обрезав сгнившие бока, выгрузить в специальную бочку, где фруктовая масса дображивала для самогона. Бабо Софа пренебрежительно называла такой «сборный» самогон калошевой водкой.

– Недели две постоит, а там начнем из нее гнать калошевку.

Марк был крайне заинтригован.

– Почему калошевка? – полюбопытствовал он.

– Самая низкосортная потому что. Да и на вкус как калоша.

– А хорошая самогонка из чего получается?

– Слушай, чему тебя в твоем городе учили? – поразилась бабо Софа. – Взрослый уже человек, тридцать лет, но до сих пор не знаешь, что лучший самогон получается из тута и кизила.

– А абрикос? – решил подзадорить Марк.

Бабо Софа поправила на переносице очки и глянула на него снизу вверх.

– В вашем инистуте не учили, что абрикос в высокогорье не растет?

– Верно, как я мог забыть?

– И-их! А еще писателем называешься. Чего ты там в своих книжках пишешь, если таких простых вещей не знаешь? Пойдем, накормлю тебя завтраком, может, умнее станешь.

И бабо Софа, охая и попеременно опираясь ладонями то на одно, то на другое колено, поднималась по ступенькам каменной лестницы. Первое время Марк пытался поддержать ее под локоть, но только сбивал с шага. Пратеща терпеливо сносила его ухаживания, но потом не выдержала.