Глава 17

Как же Льву было плохо! В огромной кровати со сбитыми простынями, в просторной спальне элитной квартиры, он страдал от жестокого похмелья, проклиная все на свете. Зачем надо было так напиваться? Ведь пил как воду, не чувствуя вкуса. Пил сознательно, насильно никто не заливал. Мало того, после водки, умудрился перейти на коктейли. Ведь знает, что у них дурная репутация напитков, приводящих к тяжелому похмелью. В довершении всего, еще и отравился никотином, поскольку курил чаще обычного.

Сколько раз давал себе обещание разумно употреблять алкоголь, хорошо закусывать, запивать водку ни чем попало, что первое схватит со стола, а апельсиновым соком, и самое главное — не ложиться спать, не протрезвев. Какое там! Лев даже не помнил, как оказался дома. После первого коктейля он вообще плохо помнил, что происходило на приеме. Кажется, Александра была в бешенстве. Что-то говорила ему в гардеробной, но что именно он забыл. Запомнил только ее злое лицо.

Апатия затопила Льва. Душу разрывало чувство вины, ощущение, что накануне сделал что-то неподобающее. Он точно знал, что это связано с Александрой. Хорошо, что окна были плотно зашторены, и дневной свет не проникал в комнату, иначе его и без того свинцовая голова просто раскололась бы. Воспаленные покрасневшие глаза с трудом оставались открытыми. Больше всего хотелось закрыть их и провалиться в спасительный сон, но с четкостью компьютера работающий мозг не позволял этого сделать. Его нещадно тошнило, от сухости во рту язык прилип к верхнему небу. Озноб сменялся ощущением жара.

Не первый раз он уже оказывался в таком состоянии. Знал, что похмелье продлится часов до четырех вечера. Все это время он проведет в постели — малейшее движение причиняло головную боль и вызывало приступ тошноты.

Пить хотелось нестерпимо, во рту чувствовался отвратительный привкус. Встать и добраться до кухни стало жизненной необходимостью. Кое-как Лев выбрался из кровати и дотащился до холодильника. Открыв его дрожащей рукой, достал томатный сок с болгарским перцем, который держал именно на такой случай. Налив полный стакан, припал к нему, как странник в пустыне припадает к источнику живительной влаги. На одном дыхании, маленькими глотками он осушил стакан. Только потом позволил себе передохнуть. Налив еще, поплелся обратно в комнату. Стоять было трудно — ноги дрожали, на теле выступила испарина, и стены медленно вращались вокруг него.

Забравшись под одеяло, Лев как мог пытался успокоить бешенное сердцебиение с явными перебоями в ритме. «Еще не хватало помереть, — подумал он. — Если выживу, больше так пить не буду. Хотя, кому ты это говоришь, дурак? Себе же! Хоть себя не обманывай. Не первый это раз, да и не последний». От самокритики настроение стало совсем подавленное.

Лев знал, что можно быстрее оздоровиться, если похмелиться. Правда, сама мысль о спиртном вызывала дурноту. Но он читал где-то, как можно обмануть организм. Достаточно поднести рюмку с водкой ко рту, наполненному лимонадом, и быстро выпить. При этом вкусовые рецепторы обманываются, не успевая среагировать на смену напитка. Но делать этого никак нельзя, потому что настоящий алкоголизм начинается с опохмела.

Одна мысль особенно тревожила Льва. Смутно-смутно, он припоминал, как что-то говорил отцу в машине. Слов он не мог восстановить в памяти, но состояние злости отпечаталось отчетливо. Причин любить отца у него не было. Его нелюбовь родилась, как зеркальное отражение отношения отца к нему. Существовала только одна причина для ненависти, которую Лев старательно прятал внутри себя. Это загадочные обстоятельства смерти матери. Вернее, загадочными они были до тех пор, пока двенадцатилетний Лев не подслушал разговор отца с работником милиции, занимающим высокий пост и находящимся с Карловым-старшим в приятельских отношениях.

— Я не хочу, чтобы это стало известно, — доносился до мальчика, притаившегося в темном коридоре неподалеку от закрытой двери в кабинет, голос отца. — Официальная версия должна быть другой.

— Максим, я не Бог. Сделать это будет трудно. Слишком много людей в курсе.

— Я неплохо за это плачу. Хватит и тебе и всем остальным, — с угрозой в голосе произнес Карлов.

— Говорю тебе, дело не в деньгах. Среди тех, кто знает, некоторых невозможно подкупить, — в голосе собеседника появились нотки паники.

— Делай что хочешь, — прервал его Карлов. — Если информация, что Люба повесилась, просочиться через ваши стены, ты знаешь, что я сделаю. Не хочется напоминать, но у меня есть рычаги давления на тебя.

— Не надо, прошу, — с мольбой в голосе произнес собеседник. — Я сделаю все, что в моих силах.

— Ты просто сделаешь все!

В тот момент Льву показалось, что он теряет сознание. Прошло всего три дня с похорон матери — единственного дорогого ему человека. Тайком от всех он горько ее оплакивал. Сетовал на судьбу-злодейку, которая допустила такое. Ему сказали, что мама упала с лестницы и сломала шею. Как же ему быть сейчас, когда узнал правду, что мама сама лишила себя жизни, бросив его? Он знал точно, что она его любила. Как же тогда она должна была ненавидеть мужа, его отца, если решилась на такое? Значит, ее ненависть была даже сильнее любви к детям. Ведь кроме Льва остался еще маленький Эдуард, которому она тоже была нужна.

Именно тогда в душе мальчика поселилась жгучая ненависть. Отец стал для него самым презираемым человеком. Настанет время, и он отомстит за смерть матери. А пока нужно ждать и притворяться, что ничего не знаешь. Лев запрятал горе глубоко в себе. С тех пор он шел по жизни в маске. Отец не мог понять причин такой резкой перемены в сыне, и со временем его недоумение переросло в стойкое презрение вперемешку со снисходительным терпением.