Мне не удалось обнаружить конкурс, где так блеснул сын мадам Шароевой в 1950 году. Сегодня Антон Шароев дирижирует оркестрами в Барнауле и Тюмени. Но самое забавное, что теперь Шароев в своих интервью претендует на родство с… Антоном Рубинштейном! По такой схеме: его отец – пианист Георгий Шароев – незаконный сын знаменитого певца Иоакима Тартакова, а Тартаков – внебрачный сын Антона Рубинштейна. Всё, конечно, могло быть, но мама Шароева была бы очень недовольна таким родством… – см. http://www.forumklassika.ru
Письмо Шароевой, хотя и написано было немного позже, но точно «угадывало» общий климат отношения к «некоренным» фамилиям большинства участников международных конкурсов.
Возможно, предчувствуя дальнейшее развитие событий и карьеры сына знаменитого Ойстраха, этот человек, говоривший тогда со мной в Доме кино, просто хотел иметь своё мнение, основанное хотя бы на каких-то профессиональных мотивах и, таким образом его интерес к Игорю Ойстраху был не случаен. А мне тогда было приятно, что именно он, Игорь Ойстрах, вызвал такой интерес моего собеседника, ведь лишь за несколько месяцев до того – в последние дни апреля – я впервые сам познакомился с Гариком Ойстрахом…
Весной 1949 года унисон скрипачей Центральной музыкальной школы в очередной раз участвовал в правительственном концерте в Большом театре. Как и всегда мы исполняли то же самое произведение – «Прелюдию и аллегро» в «стиле Пуньяни» Фрица Крейслера. Как и всегда мы ожидали своего выступления в течение многих часов.
Во время одной из репетиций в Большом театре, нам разрешили находиться в Белом Фойе на втором этаже. Когда-то там сыграл свой первый концерт в Москве 14-летний виолончелист, но уже законченный мастер – Даниил Шафран. А в XIX веке здесь выступал во время светского раута сам Генрих Венявский. Хозяйкой таких собраний была великая княгиня Елена Павловна – основательница Императорского Русского Музыкального Общества (ИРМО). Этот белый холл с зеркалами напоминает зал в Зимнем Дворце Петербурга, или пражский Зеркальный зал, или даже один из залов Версаля. Словом, это было и осталось одним из самых красивых и волнующих мест внутри Большого театра.
Вот там мне и довелось познакомиться с Игорем Ойстрахом. Я и мой приятель провели с ним около пяти часов в ожидании нашего выступления. Гарик был исключительно тонким, тактичным, скромным и воспитанным юношей (его самохарактеристика в книге Юзефовича, как человека вспыльчивого в моём сознании совершенно не укладывается. Я всегда знал его таким, каким он описан выше). Общение с ним доставляло большое удовольствие, а его игра на таком близком расстоянии была вообще трудно поддающейся описанию.
В те часы он заразил меня особой любовью и преданностью скрипке на всю жизнь и вдохновил на самоотверженные, многочасовые занятия, которые сами по себе открывали новые горизонты в музыке и скрипичном исполнительстве. Я ощущаю свою благодарность милому Гарику и сегодня.
Стараясь не пропускать его выступлений, 21 апреля 1950 года я посетил концерт оркестра студентов Московской Консерватории в Большом зале. Дирижировал профессор М. Н. Тэриан. Солистом был Игорь Ойстрах, выступивший с 1-й частью Концерта Бетховена для скрипки с оркестром. Его родители, сидевшие в амфитеатре вместе с другом Д. Ойстраха И.Б. Швейцером и ещё одним близким знакомым – скрипачом-любителем и дипломатом Белой Гейгером, ужасно волновались, переживая буквально каждую ноту Концерта от начала и до конца. Гарик играл это сочинение, как зрелый, законченный мастер, прекрасно передав стиль Концерта в сдержанности эмоций, подлинно бетховенском ритме, никогда не старался «показать себя» и свои выдающиеся виртуозные возможности, но как бы полностью «растворялся» в гениальной бетховенской музыке. В будущем он стал одним из самых замечательных интерпретаторов музыки Бетховена среди скрипачей в Советском Союзе и единственным советским артистом, сыгравшим скрипичный Концерт с одним из величайших исполнителей музыки Бетховена в XX веке – дирижёром Отто Клемперером. О его одном из самых значительных творческих достижений – записи десяти Сонат для фортепиано и скрипки совместно со своей многолетней партнёршей и женой Натальей Зерцаловой – немного позже.
В начале февраля 1950 года состоялся первый в Москве сольный концерт Игоря Ойстраха, уже как лауреата 1-й премии международного конкурса на фестивале в Будапеште. Этот концерт продемонстрировал во всём блеске талант юного концертанта. Его тёплый и чистый звук прекрасно отражал Малый зал Консерватории. Мельчайшие детали и тонкости фразировки доходили до каждого слушателя. Мы, ещё недавние его соученики, слушали это выступление, затаив дыхание. В программе московского сольного дебюта были: Концерт Моцарта № 5, Соната Изаи для скрипки соло № 3, Фантазия Венявского «Фауст», «Аве Мария» Шуберта, Ноктюрн Шопена-Вильгельми, Фантазия Цимбалиста на темы оперы Римского-Корсакова «Золотой петушок», сюита Сметаны «Моя родина». На бис он сыграл с большой тонкостью и каким-то свойственным музыке Шопена особым ностальгическим чувством – Мазурку ля-минор в переложении Ф. Крейслера, а также впервые услышанную мной пьесу – «Тарантеллу» Анри Вьётана. В незамысловатом итальянском танце Вьётан показал весь шарм и мастерство своего таланта скрипача-виртуоза и композитора. Пьеса была написана удивительно удобно, «скрипично», так что при действительно высоком техническом мастерстве она производила очень большое впечатление. Игорь исполнил её с невероятной лёгкостью и изяществом. Казалось, что исполнение пьесы не только не составляло никакого труда, но было просто приятной музыкальной «шуткой». И на этот раз, снова, как это было с Концертом Кабалевского, многие скрипачи стали играть это небольшое сочинение, украшая им свои программы или «бисы».
Несколько курьёзный случай произошёл со мной через три года, когда став студентом Консерватории, я выучил эту пьесу и мой профессор Д.М. Цыганов заставлял меня играть её – как я понимал для своего собственного удовольствия – подряд три-четыре раза, не делая при этом ни малейших замечаний или пожеланий по поводу сыгранного.
Первый сольный концерт Игоря Ойстраха в Москве означал его окончательный переход в самый высокий ранг артиста – скрипача-концертанта. Теперь ни у кого не было сомнений в его в его будущей международной карьере.
Перефразируя название романа Милана Кундеры, эти слова, пожалуй, точно отображают начало 1950 годов в СССР.
Любители музыки и вообще широкая публика мало знали о перипетиях в мире скрипачей, пианистов или виолончелистов, связанных с эпохой «зрелого сталинизма» – концом 1940-х начала 1950-х. О климате тех лет написано много воспоминаний, эссе, исторических исследований. Кампания борьбы с «космополитизмом» открывала широкие перспективы сведения личных счётов во всех областях искусства, науки, техники, медицины, а также невиданные возможности продвижения на самые высокие посты и должности людям, дотоле и не мечтавшим ни о чём подобным. Основой всего стала государственная политика антисемитизма. В то же время власти старались как-то балансировать в их ставке на «коренные» имена и фамилии, не сбрасывая сразу со счетов известных, популярных и знаменитых артистов. Вот что написал об одном малоизвестном эпизоде крупнейший исследователь сталинской антисемитской политики Геннадий Костырченко:
«Такую же роль внешнего декорума играли, например, одобренное вождем решение политбюро от марта 1949-го, санкционировавшее выезд с концертами в Венгрию скрипача Д.Ф.Ойстраха и сопровождавшего его в качестве аккомпаниатора В. Е. Ямпольского, а также присуждение в 1951 году Сталинской премии композитору Ю.С. Мейтусу за оперу «Молодая гвардия». (Г. Костырченко. «Тайная политика Сталина. Власть и антисемитизм».)
Сегодня трудно поверить, что для разрешения обычной гастрольной поездки собиралось Политбюро ЦК партии!
Весной 1950 года мы узнали о том, что Давид Ойстрах был заменён молодым, хотя и несомненно талантливым скрипачом Игорем Безродным для поездки на фестиваль советского искусства в Лондон. Первоначально Давид Ойстрах должен был выступить там с исполнением нового Концерта Кабалевского с композитором за дирижёрским пультом. Самому Ойстраху готовили замену…
Мне довелось присутствовать в квартире профессора А.И. Ямпольского, когда он работал с Безродным над этим Концертом, готовя его в самые короткие сроки. Они провели часа полтора, тщательно репетируя и бесконечно повторяя трудные и коварные пассажи, которые Игорь Безродный, при всём своём мастерстве преодолевал с известным трудом. В те дни мы ещё не знали, что он должен был
В итоге в Лондоне Безродный исключительно сильно нервничал, и как на репетиции, так и на концерте сыграл это сочинение с ощутимыми техническими потерями. Рецензии на исполнение и на само сочинение были не очень вдохновляющими. Надзирающим над музыкой и исполнительским искусством этого показалось мало. Они снова назначили Игоря Безродного выступить вместо Ойстраха – на это раз уже в ансамбле с Львом Обориным на таком же фестивале во Франции. По многим свидетельствам, и этот опыт успеха не принёс. Музыкальным начальникам стало ясно, что Ойстраха всё же заменить нельзя и что если они хотят достойно представлять советское искусство – в будущем этого больше не повторять.