— Тебе нужно лекции для чайлдфри читать, Надь, – Никита пожал плечами.
Он меня вообще слушал хоть?!
— Я все это говорила для того, чтобы ты как следует думал, прежде чем предлагать завести детей. Лично меня не готовили к тому, что меня ждет с появлением младенца. Жизнь поменялась кардинально, Никит, – вздохнула я, произнеся то, что никогда и никому не говорила. — Я думала, что появился у меня ребеночек, и я буду веселой мамочкой с красивой лялькой. Гулять буду с коляской, наряжать малышку, и… ну, что это легче легкого все. А как родила, поняла, что это просто ребячество было – мои мысли. И ребенок – это даже не до совершеннолетия, это ответственность на всю жизнь. Сейчас Лиза подросла, и пришли страхи. Пока я вожу ее за руку, она почти всегда со мной, но скоро придется отпускать ее одну. Гулять, в школу ходить, а мир – опасное место. Просто подумай хорошенько, прежде чем говорить о детях, пожив пару дней с Лизой.
Никита встал со стула, и опустился перед кроватью на колени – также, как мы скорую ждали. Приблизился ко мне, и сжал мою ладонь.
— Тебя не готовили к тому, что тебя ждет, Надь. Но если вернуться в прошлое, ты бы пошла на этот шаг – стать мамой Лизы, или нет?
— Конечно пошла бы, – улыбнулась я ему. — Я своей жизни без Лизы не представляю. И все это того стоило.
— Вот именно, – рассмеялся Никита. — Надь, я не жил с беременной. Я вообще с женщинами жил… хмм, по паре ночей, скажем так. Не вел совместный быт, и все такое. Но я не такой уж мальчишка, и я всегда знал, что когда-нибудь женюсь, и заведу детей. Правда, я думал, что это случится со мной около сорока лет, но я в курсе, что беременные бывают невыносимыми, что дети орут и сводят с ума. Я не в вакууме жил все это время. У меня есть приятели, у которых жены есть, и дети, и в мужской компании мы не только телок обсуждаем. Я знаю, что и как будет – пусть и не на своем опыте, а на чужом. Спасибо, что предупредила и рассказала, какая ужасная будет жизнь у бедного мальчика Никиты, – хохотнул он, — но в конце ты произнесла самое главное: это того стоит. Давай так, сначала свадьба, а затем дети, раз ты боишься, что я наивный мальчик, не знающий жизни. Лады?
Вместо ответа я притянула Никиту за шею, и поцеловала.
— Мое дело – предупредить, дорогой. Потом не жалуйся, – прошептала, оторвавшись от его губ.
— У тебя просто был плохой опыт, и ты его на меня переносишь. У меня к тебе только одна просьба, – серьезно и как-то зло произнес Никита. — Со своим бывшим меня в один ряд не ставь, хорошо? Потому что мне каждую минуту кажется, что ты нас с ним сравниваешь. Надь, я ни разу не идеал, и характер у меня фиговый. Сейчас ты редко с ним сталкиваешься, но со временем столкнешься. Но я не инфантил. И женитьба и дети для меня – не игрушка. Иначе к своим годам я успел бы пару раз жениться и развестись, и завел бы пару-тройку детей, за которых платил бы алименты. Семья для меня – это серьезно и навсегда. Просто запомни это, и больше не сравнивай с Сергеем. Меня это бесит.
Я на пару секунд закрыла глаза, признавая ошибку. Меня бы тоже неимоверно бесило, сравнивай Никита наш опыт со своим предыдущим. Ставь он меня в один ряд с какой-нибудь… да с той же Лидой.
— Никит, прости…
— Не извиняйся, – перебил он, и легко прикоснулся губами к моим губам. — Тебе нужно отдохнуть, а мне пора домой. Папа быстро утомляется, нельзя оставлять его на растерзание активной Лизе, пора мне принимать эстафету. А ты спи. Завтра утром я приеду со следователем, а ближе к вечеру я заберу тебя домой. Насовсем.
Показания у меня взяли рано утром. Следователь, которого нам прислали по блату, а бывает у нас и такое, оказывается, тоже задавал один и тот же вопрос раз по пять, вытаскивал подробности, которые я думала, что неважны, а затем ушел, стребовав с меня подписи и заполнив бумаги, которые Никита проверил досконально, раза три перечитал.
Со следаком уехал и Никита, оставив меня на растерзание врачам.
Анализы, перевязки, капельница, рентген – все это вымотало меня так, что я отключилась, едва меня вернули в больничную койку.
— … доча, как ты? Ох, бедняжечка, выглядишь ужасно, – я почувствовала, как меня легко гладят по голове, и улыбнулась сквозь сон – мама в детстве иногда была со мной нежна. — Хорошо, что я румяна с собой захватила. Ну-ка, поверни личико, а то придет Сереженька, и испугается.
Ну и сны мне показывают!
Веки тяжелые, сил их открыть никаких нет. Почувствовала, как что-то пушистое оглаживает меня по скулам и носу, чихнула, и продолжила спать. Ох уж эти лекарства, ну и глючит от них!
— Ай! – воскликнула и проснулась от укола в щеку, и увидела… да, именно свою мать, склонившуюся надо мной, я и увидела. А у нее в руке, в опасной близости от моих глаз, зажат остро наточенный карандаш. Которым она тыкала в мою щеку.