— Никит, это нельзя оставлять без внимания. Я… я не такая уж и милая, если честно, и подобное спустить не могу. Нужна полиция. Понимаешь, у меня ведь ребенок. А если Лида в меня решит кислотой брызнуть? Если купит пистолет? Если пострадаю я, или еще хуже, пострадает Лиза? – я вздохнула, и выпалила: — Нужна полиция. Я заявлю на нее, и пусть твоя мама меня за это хоть проклянет.
— Вызовем, я согласен. Даже хотел начать уговаривать тебя, если воспротивишься, – усмехнулся он невесело, достал телефон, и на пять минут выпал из моей реальности, разговаривая с полицией.
Чувствительность начала возвращаться. Живот по-прежнему онемевший, но боль простреливает. Сначала ничего, почти терпимо, а затем будто вязальную спицу резко втыкают. Так остро, что слезы выступают и я еле стоны сдерживаю. Потом затишье, а затем снова, еще сильнее. И печет… вернее, нет, не печет, а словно наждачной бумагой кожу натирает.
Я не выдержала, и сжала ладонь Никиты, чтобы справиться с ощущениями. Но ничего, скорая приедет, и подлатают меня. В конце концов, кода рожала – больнее было, и ничего, выдержала. Сейчас я в сознании, не кричу от боли, а после выстрела зарядом пороха я еще легко отделалась. Лежу вот на кушетке, Никита за руку держит.
— Надь, сейчас это не ко времени, но прости меня. Это я довел до подобного. Не мать, ни кто-то иной, это я. Даже сегодня я, когда поговорил с матерью и Лидой, как обычно расслабился, и решил что все в прошлом. Дебил, – выплюнул он. — Сколько раз обещал тебя защищать, столько же раз и облажался. И все за один день. Все, Надь, больше этого не повторится. На все пойду, но больше не допущу, чтобы тебя обижали или подвергали опасности. К дьяволу вежливость. На Лиду пишем заяву, я – свидетель. Мать пусть перед тобой извинится, и пока не признает, что ее любимая Лида – чокнутая маньячка, мы с ней отношения поддерживать не будем. Прости за такой Новый Год, – Никита прижался губами к моему лбу, я думала голова снова заболит, но от его легкого поцелуя стало легче. — А если Лиду не закроют, я сам ее прикончу.
От компресса и лекарств я отказалась – не знаю, повредит это или поможет. Мы с Никитой так и остались: я на диване, он на полу, его лицо рядом с моим. Ждем скорую и полицию, он целует меня – в щеки, в лоб, в губы. Приподнимает мою ладонь, и перецеловывает не самые чистые после падения пальцы. Мне и хорошо и плохо.
А еще я впервые чувствую себя эгоисткой. Ладно Лида, но я даже не подумала отговаривать Никиту от ссоры с Ольгой Андреевной. Она ведь так и не пришла, хотя с Лизой сейчас Борис Ефимович. Не вошла в дом, чтобы постараться мне помочь, прячется.
Значит… значит, она тоже виновата.
А Никита мужчина, и мне нужно просто принять его решение. И позволить о себе позаботиться.
— То есть, вы утверждаете, что это была попытка убийства?
Молоденький полицейский сидит в моей палате, и уже, наверное, в пятый раз задает этот вопрос. Никита за его спиной мрачнее тучи, я лежу в отдельной палате, и чувствую себя королевой. Еще немного, и я сама поверю, что Лида на мою жизнь покушалась.
— Я не думаю, что это была попытка убийства. Но вы проверьте и этот вопрос. Просто так в живот фейерверками не стреляют.
— Гражданка Рузанова утверждает, что произошла нелепая случайность.
— Гражданка Рузанова, – передразнил Никита, — мстительная идиотка. Она СЛУЧАЙНО обошла дом, прихватив с собой фейерверк. СЛУЧАЙНО встала поодаль от моей семьи, и направила зажженный фейерверк в стену, у которой стояла Надя и СЛУЧАЙНО выстрелила? Вы в курсе, как принято запускать фейерверки? Это делается не близко к дому, где нет проводов. Собирается семья, и все смотрят на салют. Лида почему-то совершенно случайно, разумеется, устроила все за пару секунд. Такая ли это случайность?
С Никитой я солидарна. Ни черта это не случайность, а диверсия.
— Мы разбираемся, – набычился паренек, на котором полицейская форма сидит как мешок на жердочке. И снова ко мне обратился: — То есть, вы утверждаете, что это не покушение, так? Значит, не исключаете случайность?
Никита зарычал. Вот буквально зарычал.
— Может, завтра придете? – мирно поинтересовалась я.
— Вообще-то, у меня работы много. Итак два дня потеряли, врачи не пускали, а показания берут по горячим следам, – заявил полицейский по имени Денис, а по отчеству – Бог его знает, из головы вылетело. — Так что, – он бросил опасливый взгляд на Никиту, и сдулся: — ладно, завтра приду.
Он вышел, и мы с Никитой остались в палате вдвоем.