В переписке с Мари Бонапарт, равно как и с Арнольдом Цвейгом, Фрейд очень редко ограничивался письмом длиной в одну страницу.
375
Другая чау-чау Фрейда.
376
Книга Мари Бонапарт о Топси, переведенная на немецкий Анной и Зигмундом Фрейд, была опубликована в 1939 г. в Амстердаме под названием «Топси, чау-чау с золотой шерстью».
377
Перевод концовки этого письма «Ihrem seligen» вновь демонстрирует огромные трудности, с которыми приходится сталкиваться любому переводчику трудов Фрейда. Немецкое слово
378
Во время моей встречи с мистером Буллитом также обсуждался и вопрос о книге про Вудро Вильсона. Я знал о существовании рукописи, поскольку Фрейд сам говорил мне о своем интересе к этой работе. Также он выражал свое неудовольствие по поводу задержек с окончанием этой книги, что следует из его письма к Мари Бонапарт от 7 декабря 1933 г. (глава 22). Джонс имел возможность познакомиться с рукописью во время своей поездки в Нью-Йорк в 1956 г.
Мистер Буллит интересовался моим мнением по вопросу публикации этой книги. Я ответил, что, как член правления архивами Зигмунда Фрейда, крайне заинтересованный в сохранении любого рода материалов, способствующих углублению понимания нами его личности (рукописи, письма, интервью с людьми, знавшими Фрейда, и т. д.), а тем более как человек, работающий над биографическим исследованием жизни Фрейда, я прежде всего стремлюсь сохранить рукопись этой книги. Я обратил на это особое внимание, поскольку мистер Буллит сообщил мне, что рукопись существует лишь в одном экземпляре. Также я высказал предположение о том, что у него могли сохраниться записи многих его разговоров с Фрейдом о Вильсоне, равно как и письма. Однако мистер Буллит сказал мне, что, когда он во время войны в спешке покидал Париж, все эти записи и письма по небрежности камердинера были сожжены.
В результате я предложил мистеру Буллиту отправить копию рукописи мистеру Эрнсту Фрейду, который занимался вопросами защиты авторского права Зигмунда Фрейда, и выразил надежду, что мисс Анна Фрейд могла бы помочь ему в работе над формулировками психоаналитических аспектов этой книги. Я предложил, чтобы любая публикация готовилась университетским издательством. На вопрос мистера Буллита о наиболее подходящем для этой цели издательстве, я порекомендовал ему «Rutgers University Press». Мистер Буллит отправил копию мистеру Эрнсту и мисс Анне Фрейд, но, к сожалению, не счел возможным воспользоваться какой-либо помощью со стороны мисс Фрейд. Прочитав присланную рукопись, мисс Фрейд посчитала, что лишь вступление к предполагаемой книге безоговорочно отражает стиль и образ мышления самого Фрейда. Я разделил ее мнение, с которым согласились и другие.
379
Согласно Джонсу, в это происшествие также вмешался мистер Уайли; возможно, не обошлось без участия и самого Муссолини. Доктор Эдоардо Вейсс, итальянский аналитик, знавший дуче, утверждал, что итальянский представитель в Вене получил инструкции защитить интересы Фрейда.
380
Хотя эта информация непосредственно не относится к основной теме моего исследования, все же мне кажется уместным подробнее рассказать о докторе Зауэрвальде, поскольку он сыграл важную роль в судьбе Фрейда.
После аншлюса к каждому учреждению был приписан «нацистский комиссар». Часто это был бывший служащий или некто, знакомый с соответствующей сферой деятельности. То, что Зауэрвальд, обладатель докторской степени по химии, оказался комиссаром при «Verlag», занимавшемся вопросами психоанализа, – несомненно, удивительная причуда судьбы. Вначале он вел себя крайне жестоко, не скрывая своей ненависти и презрения к нам. Он именовал докторов Хартмана и Штербу отступниками, спутавшимися с «еврейским свинарником». Но мало-помалу он начал меняться. Прежде всего, ему наскучила его «работа», и он начал читать труды Фрейда, сперва из любопытства, но вскоре они на самом деле заинтересовали его. А после еще больше его впечатлила личность самого Фрейда. В результате он изменил свой настрой на крайне благожелательный и использовал все свое влияние в нацистских кругах, чтобы помочь эмиграции Фрейда, его семьи и ближайшего окружения. Он постоянно взаимодействовал с «нацистским» адвокатом Фрейда (который мог считаться нацистом лишь по названию) доктором Индрой. Позже мы узнали, что Зауэрвальд имел фактические доказательства наличия у Фрейда зарубежных счетов, но с риском для самого себя он сохранил их в тайне. Однажды, когда гестаповцы проявили неуважение к Фрейду, он извинился за них перед Анной, заметив: «Что вы ожидали? Эти пруссаки не знают, кто такой Фрейд». Позже он лично готовил к отправке имущество Фрейда, включая его книги и коллекцию произведений искусств, а после отъезда Фрейда заботился о его престарелых сестрах, часто навещая их (позже, когда Зауэрвальда призвали в армию, их отправили в лагеря смерти).
Однажды в 1939 г. доктор Зауэрвальд неожиданно появился в Лондоне. Никому из нас не были известны мотивы этого визита – возможно, он выполнял деловое или разведывательное поручение. Он заехал к Александру Фрейду и расспросил его о старшем брате. Александр прямо спросил его о причинах такого поведения, столь нетипичного для нациста. В ответ Зауэрвальд рассказал ему удивительную историю. Оказалось, что некогда он работал в венской полиции как эксперт по взрывчатым веществам. Но одновременно он занимался и производством взрывчатки для нацистского подполья в Австрии. После каждого взрыва образцы взрывчатого вещества приходили на анализ именно к нему! Соответственно за свои быстрые и точные заключения он приобрел прекрасную репутацию.
Когда Александр Фрейд спросил Зауэрвальда о том, как же его нацистское мировоззрение может уживаться с хорошим отношением к Фрейду и его семье, ответ того был типичной отговоркой многих «хороших» нацистов: «Фюрер, которому, разумеется, виднее, понимает, что отечество в опасности. Евреи с их космополитизмом и склонностью к индивидуалистическому поведению не могут стать надежным элементом нашего народа. Следовательно, они должны быть устранены. Возможно, это печально, но цель оправдывает средства. Однако это не означает, что в ряде случаев не позволительно особое отношение к некоторым из этих людей».
Согласно Джонсу, Зауэрвальд некогда изучал химию под руководством профессора Херцига, старого друга Фрейда, и проникся к тому таким же уважением, как и к своему старому учителю. Сам по себе этот факт не может объяснить изменения в поведении Зауэрвальда и его постепенно нарастающее стремление помочь Фрейду. Я всегда считал, что он был одним из тех убежденных нацистов, которых постепенно стало тревожить чувство вины. Поэтому они, стремясь успокоить свою совесть, всякий раз, когда обстоятельства позволяли это, давали «задний ход». Такое объяснение, как мне представляется, вполне можно считать правильным, при этом принимая во внимание и то огромное впечатление, которое Фрейд произвел на Зауэрвальда лично.
Во время войны Зауэрвальд был ранен, заболел туберкулезом. После победы его предали суду как военного преступника. Мари Бонапарт и Анна Фрейд под присягой дали свои показания как свидетели защиты с его стороны. Это помогло его оправдать.