Сердечные пожелания Вам и Мире.
Ваш
Последнее письмо, которое Фрейд написал Арнольду Цвейгу (как много последних писем он отправил в те дни!), заслуживает особого внимания по ряду причин. Фрейд советовал Цвейгу, у которого не получалось наладить свою жизнь в Палестине, ехать лучше в США, чем в Англию. Затем он отметил:
«Мне непросто догадаться о том, какие, как Вы говорите, «утешительные толкования» Вы нашли в моем «Недовольстве»[393]. Эта книга теперь далека от меня. Я лишь жду выхода своего «Моисея», который, предположительно, ожидается в марте. Затем мне уже не придется интересоваться какими-либо моими книгами до своего следующего воплощения.
У меня было несколько особенно неприятных недель – не только из-за болезни и мучений, но и от совершенного непонимания того, какие меры следует предпринять далее. Хирургия и лечение радием (в Париже) окончательно забракованы; решено применить внешнее рентгеновское облучение, которое будут проводить с завтрашнего дня. (Больше нет никаких сомнений, что это новое наступление моего доброго старого рака, с которым худо-бедно сосуществую уже шестнадцать лет)».
Далее следует предложение, в котором Фрейд допустил две характерные описки, а потому я приведу его на немецком:
«Wer
Буквально это предложение может быть переведено лишь следующим образом: «Кто из нас
Слово
Сколь зловещей в свете этих писем к Эйтингтону и Арнольду Цвейгу кажется та метафора Фрейда о «новообразовании», использованная им в письме к Флиссу от 19 февраля 1899 г. (глава 5).
Обнаруженная опухоль неожиданно хорошо отреагировала на начатую рентгенотерапию. Боли довольно быстро уменьшились. 20 марта 1939 г. Фрейд писал Мари Бонапарт:
«Я должен вновь выразить мое сожаление по поводу того, что мне удалось уделить Вам слишком мало внимания в то время, когда Вы были с нами[394]. Возможно, в следующий раз дела мои пойдут лучше – если не начнется война[395], – поскольку боли, кажется, ослабли. Только что посетивший меня доктор Хармер полагает, что лечение явно повлияло на внешний вид пораженных участков».
В целом это письмо довольно оптимистично, что заметно и по почерку Фрейда, и по тому, что он начал его не с неприятного обсуждения состояния своего здоровья.
Книга о Моисее вышла из печати. С тех пор как я стал врачом Фрейда, он всегда дарил мне авторские экземпляры своих публикаций. Я никогда не просил у него и не получал сопроводительных автографов. На этот раз, вручая мне «Моисея», Фрейд на миг задумался и затем произнес: «Можно мне ее на минутку?» Он взял книгу и написал на форзаце: «Доктору – Автор. Март, 1939». Он передал книгу мне. Его лицо хранило выражение глубокой задумчивости и смирения. Не требовалось слов, чтобы выразить то, что он хотел сказать: «Это моя последняя книга, и пусть эта надпись хранит память о ее авторе». Он знал, что я понял его. Гораздо позже Анна рассказала мне, что точно так же он вручил книгу и ей.
Улучшение продолжалось, и к началу апреля весь пораженный участок выглядел гораздо лучше. В качестве дополнительной меры были применены небольшие дозы радия. Теперь мы вздохнули с облегчением. Снова появилась надежда, что положительная тенденция сохранится.
В это время мне пришлось принять особенно трудное решение. После мюнхенских событий я решил оставаться в Англии, лишь пока жив Фрейд, а затем эмигрировать в США. Как уже упоминалось ранее, я запросил американскую визу еще во время пребывания в Вене, но утратил право на ее получение с приобретением разрешения выехать в Англию. После мюнхенского кризиса я вновь обратился за визой, и мое прошение было принято к рассмотрению. В сочельник 1938 г. американское консульство в Лондоне уведомило меня о праве на получение иммиграционной визы. Специфика американских положений по квотам обязывала меня получить эту визу, или же я терял право на мой квотационный номер, что до крайности осложнило бы мой выезд из Лондона. Однако я не мог оставить Фрейда и обратился с просьбой о продлении срока получения визы. Предельный срок разрешенного продления был установлен на конец апреля. Именно в это время благодаря эффекту рентгенотерапии Фрейду стало лучше. Когда его состояние значительно улучшилось, я решил отправить в США мою семью, обратиться за своими «первичными документами», уладить вопрос с моей медицинской лицензией и как можно скорее вернуться обратно в Лондон.
Фрейд помог мне во всех необходимых формальностях. Ради меня он послал в американское консульство и своим друзьям в США прошение помочь мне побыстрее пройти через все установленные процедуры. Однако я знал, что он не вполне согласен с моим решением, и не только потому, что со времени своей поездки 1909 г. приобрел определенные предрассудки относительно этой страны, но и потому, что привык ко мне и в некотором смысле зависел от меня. Возможно, ему казалось, что я бросаю его в трудную минуту или, что еще хуже, отказываюсь от него.
Когда я предоставил Джонсу свой рассказ об этом эпизоде, который он включил в последние главы своей биографии о Фрейде, то заметил: «Я знаю, что это не только проекция моего чувства вины». Письма Фрейда за этот период, которые будут здесь приведены, подтвердили мою правоту.
Когда я уже собирался уезжать, Фрейд стал мягче и снисходительнее и дал мне свое «благословение» на отъезд.