Галя снова легла в объятия одеяла, откинувшись на подушку, и вспомнила, как она лежала в палате роддома на капельнице, ощущая похожий сладостный покой. Врачам тогда удалось остановить схватки. И зачем только они с Надей пошли на «Босоногого Гэна»?! Надо же было понимать, что для беременной женщины мультфильм о ядерной войне – не лучший выбор. Ох, и наревелась она тогда! Когда вернулись домой, каждой клеточке ее тела было грустно, плохо, а в крови будто плавали микроскопические льдинки, и всех героев ей было бесконечно жаль. А потом заболело внизу живота. Катину земную жизнь запустило искусство кино.

Схватки прекратились, медсестра сняла катетер, и Галя, счастливая от облегчения, пошла к телефонному автомату сообщить сестре, что все хорошо: «Надя, все отлично, все обошлось. Ой, Надя, я пошла рожать». В тот момент внутри как будто дернулась пружинка нежным, но упрямым щелчком. И ногам стало тепло, отошли воды. Врач сказала: «Мамочка, не волнуйтесь. Значит, ребенку так надо! Сердцебиение хорошее. Будем рожать». И ночью через 4 часа Катя уже порадовала свою маму Толиными ямочками. Новорожденную дочку потом студентам показывали, как удивительного недоношенного младенца, очень сильного и жизнелюбивого. Галя с самого начала беременности чувствовала, что у нее необычный ребенок. И такие роды совсем ее не удивили.

Из нежности воспоминаний Галю выдернуло странное ощущение. Она лежала, как обычно, положив одну руку на грудь, касаясь в задумчивости указательным пальцем подбородка, и вдруг поняла, что под ладонью слишком нежно, слишком легко. Ее грудь была ошеломляюще пуста. Галя встревожилась и стала вглядываться в спящее лицо дочери, пытаясь взглядом поторопить ее пробуждение. Будто уловив тревогу матери, Катя зашевелилась, и женщина взяла ее на руки, чтобы маленький ротик уткнулся в пышное тепло в поисках соска и припал к источнику. Но через несколько минут раздался отчаянный плач. Молоко не приходило.

Даже в наше прогрессивное время сложно бывает понять, почему у женщины пропадает молоко, и не всегда даже при истинном желании кормящей матери удается восстановить лактацию. А тогда это было тем более непросто. Что только мама ни пробовала, но как бы они с врачом ни бились – не удалось, молоко пропало. И меня перевели на смесь. В этом ли был заключен пусковой механизм моей болезни – неясно. Может быть, просто совпадение. Но факт, что вскоре у меня появилась сыпь на щеках, чуть позже на локтевых сгибах, потом она зажглась красными пятнами и под коленями. Родители впали в отчаяние от неизвестности и непонимания причин. Смеси меняли, но диагноз остался неизменным на долгие годы: нейродермит. Впрочем, он и сейчас у меня есть, так как бывших атопиков не бывает. Но, научившись с этим жить и сведя проявления к минимуму, я могу теперь даже шутить на тему диатеза. А в детстве было иногда тяжеловато. Я помню растерзанные бинты на локтях и коленях: из-за ночного зуда сквозь сон я добиралась до кожи под повязками и чесалась с остервенением, не жалея своего тела, до ощущения жара под ногтями и физического удовольствия. Вид кровоточащих расчесов был привычной картиной каждого нового дня. Меня лечили, кожвендиспансер стал регулярной точкой нашего семейного жизненного маршрута. Водили к разным специалистам, пробовали все мыслимое и немыслимое: антигистаминные, ванны с крахмалом или с ромашкой, дегтярную и цинковую мази, разные грязи и воды и даже – о боги – уринотерапию! Стоит перед глазами картина: стеклянный стакан с желтоватым веществом, что мне предстояло выпить, а рядом вафельный стаканчик пломбира, который был призван подсластить пилюлю. Мама меня не заставляла, но я честно попыталась – ужасные ощущения. За сим данный метод оздоровления был нами единодушно отвергнут. Здравый смысл остановил маму вовремя.

В больнице с сильнейшей аллергией я лежала 3 раза. Первый раз в 6 лет. Среди ночи сильно заболел живот над пупком и отяжелели веки. Забрали по «Скорой» и поставили диагноз: отек Квинке. Смутно помню, что со мной происходило в больнице. Воспоминания обрывочные: темнота, после отбоя ругается нянечка; если идешь в туалет, то ты крадешься туда, чувствуя себя преступником, а днем в туалете другие дети, стыдно же делать все необходимое при них, чтобы сдать материалы для анализов; то неприятное чувство, когда медсестра безучастно произносит фамилии; горькие таблетки, от которых тошнит; одиночество. Приободряло то, что больница была прямо напротив нашего дома. Я думала о том, что мама выйдет на балкон и сразу увидит ее из окна. Второй отек Квинке случился ближе к старшим классам. Во время гастролей со школьным франкофонным театром у меня разразилась очень сильная аллергия, я каким-то образом дотерпела до возвращения в Пермь, но с поезда мы направились прямиком в аллергоцентр. Ребята провожали меня сочувственными взглядами. И аналогичная ситуация случилась во время круиза по Волге с театром-студией «Код». Наша каюта была в трюме. Наутро я проснулась с отекшими глазами, скорее всего, среагировала на корабельную пыль. И каждый новый день мне становилось все хуже и хуже. На стоянке в Казани меня отвели в отделение «Скорой», где поставили укол дипроспана. По настоянию врача на теплоходе мне выделили каюту стерильного медицинского изолятора. Стало лучше. Помню, как я спускалась со своего этажа в столовую и мне встретилась одна из педагогов другого театрального коллектива, которая сказала: «Вот теперь ты, Катя, настоящая». А я еще не вполне оправилась, была подавлена, грустила, и как это часто бывало в подобные периоды, хотелось снять с себя кожу и промыть ее ключевой водой, прежде чем надеть обратно. Хотелось спать и не хотелось натыкаться на свое отражение в случайных зеркалах. Я переживала не из-за красоты, а из-за того, что видно мое нездоровье. Слова едва знакомой мне женщины меня возмутили и вызвали внутри душный протест. Во-первых, я не могла взять в толк, как может человек во время болезни быть настоящим. Во-вторых, задело то, что, видимо, ей не нравился мой характер.

Я уже в детстве отлично знала, чего хочу от каждого конкретного человека или дела, адекватно оценивала свои способности, ко всему подходила очень ответственно, требовала от себя не меньше, чем от других, но дипломатичностью и хитростью не отличалась, прямоту мою считали заносчивостью, а мне просто хотелось больше доверия и более сложных заданий. Ла́вров по заслугам тоже хотелось, не скрою. Я пыталась, конечно, быть мягче, но у меня редко получалось. Меня обсуждали за спиной, и это раздражало. Я не понимала, почему люди в лицо говорят одно, а за спиной – другое. Почему, если человек совершил ошибку, ему нельзя сказать о своих чувствах и разобраться в ситуации? Лишить честной обратной связи в личных отношениях, по-моему, то же самое, что уволить с работы без объяснения причин. Тогда, на лестнице, я тоже не получила толкового ответа на вопрос, что не так со мной «ненастоящей».

На грустных мыслях о своей болезни я никогда надолго не застревала, труд меня отвлекал и исцелял. Вернувшись домой из круиза, я почти всю ночь просидела с конспектами и элеутерококком, поспала часа 2 и утром сдала на 5 экзамен по истории за 9 класс. До больницы тогда дело не дошло.

Болезнь ослабевала по мере моего взросления и сдалась, когда я переехала в Москву. Возможно, мне больше подходил московский климат, а возможно, решающим оказалось то, что я оторвалась от родителей. К родительской любви часто примешана тревога, и кто знает, очень вероятно, что меня вылечили полная самостоятельность и личный кокон, который, как броня, отсеивал беспокойство мамы и папы. Любовь к ребенку идет рука об руку с тревогой за него. А тот, кто постиг искусство любви без страха – хозяин своей жизни и лучший тыл для своих детей. Но это очень трудно и стоит огромных усилий над собой. Которые я и прилагаю, чтоб быть достаточно хорошей мамой для своего сына. Посмотрим лет через 6, насколько я в этом преуспею.

Пока я не начала писать эту книгу, я не задумывалась всерьез, как повлияла на меня болезнь, какого счастья у меня бы не было, если бы несчастье не помогло, и ограничили ли меня в чем-то мои неприятности с кожей. Конечно, если бы проявления болезни не пошли на спад, как актрисе мне было бы сложно. Это вполне себе можно считать противопоказанием. Сейчас я борюсь с пигментацией на лице как следствием давних длительных воспалений, но это сущая мелочь по сравнению с тем, что могло бы быть.

Поразмыслив, могу с уверенностью сказать, что болезнь принесла мне гораздо больше благ, нежели страданий. Да, я мечтала о лечебном тональном креме, который бы скрыл пятна на лице, чтобы на меня не глазели все подряд с сочувственным взглядом. Да, мне было неприятно проснуться с сыпью в какой-то ответственный день, и трудно было заниматься физкультурой, потому что от пота все чесалось. Но болезнь дала мне главное – стремление к здоровью. А когда я заметила, что пятна на лице становились бледнее именно в те моменты, когда я была очень счастлива или увлекалась каким-то любимым делом, я поняла, что между мыслями и физическим состоянием есть связь.

Болезнь приучила меня быть осознанной, ответственной, внимательной по отношению к себе и сделала для меня здоровый образ жизни витальной необходимостью. В одном из своих детских дневников я дала себе обещание: «Быть здоровой всегда и везде, быть здоровой в любой среде». В детстве я мечтала именно об этом, а не о красоте. Поскольку атопический дерматит – явление мультифакторное, мне пришлось по ходу жизни разбираться во всех законах функционирования такой загадочной штуки, как человеческий организм. Это спровоцировало большой интерес к медицине и психологии, а мое любопытство впоследствии распростерлось намного шире, чем того требовала специфика моей проблемы. Эти знания теперь меня часто выручают.

С детства мне было не сложно ограничивать себя в неподходящей еде. Еще будучи ребенком, я довольно легко выдержала длительную диету, назначенную аллергологом из пермского медицинского центра, где меня лечили. У меня был большой список запрещенных продуктов: на полгода исключила пшеницу, картофель, молоко, на 2 года – томаты, яйца, мед, шоколад, цитрусовые, свинину, темное куриное мясо и некоторые другие продукты. Я видела, что это срабатывает, поэтому не возникало метаний: съесть или не съесть. Хочешь чистую кожу – соблюдаешь. Зачем себе умышленно вредить?

Во время беременности у меня не было ни одного пищевого заскока или неумеренного аппетита. Выражение «ест за двоих» с юности казалось мне оправданием слабости и следствием элементарной глупости. Ни разу я не отправила отца своего ребенка в ночи за каким-нибудь кулинарным изыском. У меня почти не было токсикоза, недели 2 помутило на раннем сроке и отпустило, зато ко мне вернулся мой старый друг дерматит. Первые месяцы мне досаждала интенсивная мелкая красная сыпь на лице, поэтому и мысли не приходило о какой-то вредной, но насыщенной вкусом еде. Вот я и не набрала лишних килограммов. Отчасти повезло, наверное, с гормональным фоном, но я уверена, что правильное питание – это база, не уступающая в важности генетике.

Когда понадобилось немного похудеть для первой роли, я тоже сделала это без особого труда. Режиссер посоветовал мне Кремлевскую диету. Я ее изучила и когда не нашла в ней ничего опасного, то провела месяц до съемок, считая углеводные баллы. Полноценно питаясь, мне удалось похудеть с 52 кг до 49. Результат в зеркале мне понравился, камере – тоже. При моем росте разница в 3 килограмма – это весьма ощутимо. Сниженное употребление быстрых углеводов я сделала пожизненным принципом и нахожусь стабильно в своем весе уже много лет.

Диета в понимании многих людей – кратковременное ограничение для достижения быстрого результата, но это заблуждение. Диета – это пожизненная философия питания. Своего избранного рациона надо придерживаться всю жизнь, делая иногда небольшие исключения, чтобы не превратиться в зануду без блеска в глазах. Организму и так хватает стрессов, и в наших силах избавить его от гастрономического «тяни-толкая». И в крайности впадать не стоит. Я противница длительного голодания и веганства. И я не трезвенница. Могу иногда с удовольствием выпить – в хорошей компании. А какой мой папа делает из дачных яблок сидр…

Сейчас масса способов узнать о подходящем индивидуальном питании: от анализов на скрытую непереносимость и генетических тестов до рекомендаций по ведам и хьюман-дизайну. Я попробовала на себе все! Удивительно, но выкладки разных методик во многом совпадают. Опыт показал, что для меня идеально раздельное питание в сочетании с исключением запрещенных продуктов. Это поддержка организма изнутри.

Но я, конечно, интересовалась и способами воздействия извне. Список того, что я испытала на себе, – обширный: и грязи, и ванны, и массажи, и китайская медицина, и аккупунктура, и диагностика по пульсу, и исследование по методу Фолля, иглорефлексотерапия, кинезиотерапия, остеопатия – все это, выполненное профессионалом, отлично помогает. Теперь мне для здоровья на регулярной основе нужны 4 специалиста: нутрициолог, остеопат, гомеопат и психолог. Также с большим интересом я сделала генетический тест. У меня нет оснований не доверять полученным результатам, потому что все, что со мной происходило, объективно подтверждает верность и точность расшифровки ДНК. Такое исследование имеет практическую ценность, оно экономит время, которое отнимают сомнения. Сомнения – бич человеческой натуры. Избавьте себя от них, и энергии станет в разы больше. При информационном буме современности сложно не растеряться, поэтому на все надо смотреть с холодной головой с позиции логики и эмпирического опыта.

Я хорошо сведуща в различных видах медицины. Мне удается применять преимущества разных систем, даже конфликтующих друг с другом. Я высоко оцениваю вклад доказательной медицины в развитие цивилизации, вместе с тем много лет для решения своих задач использую гомеопатию. И мне все равно, плацебо это или нет, ведь мне помогает. Я не средневековый мракобес, поэтому, конечно, отдаю себе отчет в том, что с некоторыми острыми состояниями могут справиться только арсенал аллопатии и реанимационная бригада. Но стоит попробовать поработать с хроническими проблемами с помощью гомеопатических методов. Антибиотики я пила в последний раз в 14 лет, когда прямо перед гастролями заболела ангиной. Доктор назначил мне их без всяких анализов. Ангину мне вылечили за день, но у меня возникли побочные явления, с отголосками которых я до сих пор периодически сталкиваюсь. Помогают в такие моменты только осмеянные не раз доказательной медициной гомеопатические горошинки. Уже много лет, если заболеваю ОРВИ, сразу исключаю из рациона животный белок, увеличиваю дневную норму воды, снижаю нагрузки и связываюсь со своим гомеопатом, которая ведет меня до полного выздоровления. К антибиотикотерапии прибегать ни разу не пришлось, хотя мой доктор в случаях серьезного инфекционного заболевания не исключает применения антибиотиков по строгим показаниям, основанным на анализах крови.

Природа загадочна, в ней еще много непостижимого, несмотря на развитие технологий и успехи человечества в попрании законов естественного отбора. Есть то, что не покоряется рациональности, и иногда происходят вещи, которые традиционная медицина не может объяснить. Так почему бы не воспользоваться «ненаучным» методом, если он спасает? Приведу вам примеры из своей жизни и моих близких. Мама всегда была большой фантазеркой и выдумщицей, верила в чудеса, особенно в детстве. Как-то раз она залезла на шкаф и спрыгнула оттуда с зонтиком. Не полетела – сломала ногу. Перелом был открытый, сложнейший, поэтому мама долго лежала в больнице. Несмотря на все усилия врачей и проведенные операции, воспаление не сдавало позиций, начался гнойный процесс. Ситуация достигла критической точки. Врачи приняли решение ампутировать всю ступню с частью кости выше голеностопного сустава. В назначенный день операции в больницу прибежал мамин отец. Он буквально снял ее с операционного стола и унес со словами: «Пусть лучше моя дочь умрет, но не будет жить без ноги». Он отвез маму к какой-то бабушке – целительнице – в деревню под Пермью, и та «заговорила» ей ногу. Нога начала отдавать гной, за пару часов вылилось несколько стаканов. Рана затянулась. Сейчас моей маме 65, она катается на самокате и рассекает на горных лыжах. Дедушка спас ей ногу.

Когда мне было лет 16, я поехала в гости в Таганрог к бабушкиному племяннику, двоюродному брату моего папы. В его семью ходил экстрасенс-целитель. И, поскольку я мучилась от аллергии, дядя предложил мне попробовать его методы. Я была в великолепном расположении духа, всегда интересовалась всякими метафизическими вещами и с энтузиазмом согласилась. Ничего особенного тот человек со мной не делал: я легла, он просто подержал в руках мою голову, потом положил ладони на грудь чуть ниже яремной ямки, а затем я начала плакать. В голос. Всю жизнь я плачу без слез: у меня раздувает глаза, распухает и краснеет нос, а вся влага уходит сразу в носоглотку, минуя слезные каналы. Редкая слеза способна выкатиться из моих глаз, они только немного на мокром месте. Но тогда слезы лились по щекам ручьями, затекали в уши и на подушке вокруг моей головы образовались мокрые пятна. Я проплакала 2 часа. Обострение, с которым я приехала в гости, резко прошло, и впоследствии новых высыпаний не было около 2 лет. Буду ли я долго думать о том, как у «волшебника» это получилось? Нет. Буду только благодарна. Я и позже сталкивалась с людьми, обладающими необъяснимыми с позиции науки способностями, но я не разузнавала у них о моем будущем, а разбиралась с текущей проблемой.