Мур начал болтать о принце, для которого существовала одна только роза на свете. Похоже, он слишком близко воспринял нашу вчерашнюю шалость. А я пыталась понять, зачем он жрёт свою дрянь. Чтобы совсем ничего не чувствовать или наоборот, чтобы почувствовать хоть что-нибудь? Один жрёт говно, а другой грибы?
– Зачем ты мне это рассказываешь?
– Чтобы роза совсем не засохла. Чтобы не стала колючкой.
– Знаешь, почему недоделанный принц таскался с цветком? Потому, что вокруг была только пустыня. Живи он на розовой грядке…
– В розарии, – поправил Мурлыка. Будто мне было не пофиг.
– Живи он на розовой грядке, а не в интернате, – настояла я на своём – хрен бы он отличил одну от другой. Срал бы на все эти розы. Буквально.
Хорошо, что Мурлыка научил меня всем этим умным словам. Можно сказать: «Буквально», а не мычать.
Я встала. Уходя, бросила через плечо:
– Знаешь, Мурлыка, я вовсе не роза. И не твоя.
Когда тебя понимают – молчат. О чём говорить? А он постоянно болтал.
Нашёл свободные уши, слушать весь этот бред! Сладкими розами тут и не пахло – пахло кровью, горькой полынью, железной дорогой и коноплёй.
Бросить друга непросто, но…
Мурлыка мне надоел.
Чему удивляться? Когда девчонки взрослеют, они видят правду – отец не их идеал, и начинают искать другого отца.
Уже расстилая постель, я залезла в карман.
Одуванчик был там. Флешбэки не возвращались, но странный подарок остался.
Я повертела цветок в руках и засунула под подушку.
Круг шестой. Розовый слон
Утро не принесло облегчения. Когда мы толкались в дверях столовой, сзади послышалось:
– Куда, дура, прёшь!