Книги

Жизнь наизнанку

22
18
20
22
24
26
28
30

И видя, что Витька кивнул, заговорила:

— Вставай, солнышко. Нам сегодня поработать придется. И чем раньше мы займем место на платформе, тем лучше.

— Но мы же в кабаке работали?

— Увы, теперь нам придется другую работу искать. Иначе, жить не на что.

Но место едва отыскалось, Оксане с сыном пришлось пройти по всей платформе, и только рядом с поездом «смотрящего» они его нашли. Станция даже в столь ранний час — восемь утра — походила на полноценный базар. Ближе к центру платформы были разложены ткани, а на них — все, что торговцы пытались сбыть. Несметные «сокровища» выуживались из баулов и демонстрировались публике, прибывающей во множестве из разных уголков метро. Здесь ходили Ганзейцы с видом знатоков торгового дела и ценителей сокровищ, будто они одни знали настоящую цену предметам. Тут же высматривали наиболее ценные книги и кшатрии Полиса, ведь Самую Главную Книгу так и не нашли. По соседству подозрительно оглядывался товарищ с Красной Линии. Что его сюда занесло, можно только догадываться, но жадные взгляды в направлении палаток с путанами говорили красноречивее всяких слов. Здесь же отирались и гости с соседнего Китай-города, занятого кавказской диаспорой, но они вели себя тихо, видно, просто что-то искали. Ватага неумытых мальчишек бегала среди толпы, «щипала», но бдительность гостей была на высоте, и пойманных за руку сразу вели к вагону «смотрящего», и как воришка не упирался, его ждала незавидная участь: кого-то стегали плетьми на глазах у всех, кого-то сажали в карцер на несколько суток без еды и воды, а нескольким не повезло особо сильно — самым настырным и постоянным воришкам, так и не сумевшим бросить это опасное ремесло, «смотрящий» приказал отрезать пальцы. Так что у более взрослых пацанов иногда не хватало по три или четыре.

Витька поежился: неужели и ему теперь придется научиться этой древней профессии? Как странно и быстро изменилась его жизнь: иметь работу, не нуждаться в еде, жить с мамой и папой, и, вдруг, один мудак с заточкой, и все изменилось. Теперь он сидит с мамкой на платформе, а она готовит флейту, чтобы заработать им на кусок хлеба или жареной, почти засохшей тушки крысы. Кроме них на платформе играла еще пара человек, — один на гитаре, другой на гармошке, — но оба они были далеко от вагона, где присели Витька с мамой, и у Оксаны теперь никто не сможет забрать потенциальных слушателей. Витька бросил перед собой старую вязанную шапку — для пулек, и со вздохом уставился на призывно приглашающую купить свой товар бабку в бушлате, шапке-ушанке со звездой, чадящей самокруткой. Густой сизый дым окутывал торговку, а она будто таинственный факир за клубами дыма призывно размахивала руками.

— Какие они? Вы помните? Или не видели никогда? Подойдите и посмотрите! И купите на память! Только один день! Сегодня! Эти счастливые лица будут доступны вам! Подходите! Покупайте! Эти фотографии из прошлого принесут надежду в ваш дом, они оберегут ваших мужей от гибели, детей от напастей, а вам, девушки, помогут завести кучу детей.

И народ подходил, смотрел на фотографии улыбающихся людей из довоенной жизни и покупал! Не понятно было, верят ли они в чудодейственность этих красивых листочков из прошлого или же им просто изредка нужно видеть счастливые лица, чтобы не забыть, что такое счастье и радость.

Именно тогда Оксана заиграла. Легкая, нежная, обволакивающая мелодия разнеслась вокруг. Люди зачарованно повернули головы, и даже хозяйка фотографий замолкла, вслушиваясь в музыку. Слегка печальная, но легкая, воздушная и плавная — она завораживала, словно мужчины и женщины, вдруг, вспомнили, что такое музыка, будто очнулись, стряхнули с себя тяжесть прожитых в подземелье лет и начали подходить, образовывая полукруг. Витька с удивлением смотрел на них, будто видел впервые. Оказывается, не только фотографии способны творить чудеса, но и музыка. Мелодия флейты как невидимая веревка арканила людей и притягивала их к инструменту.

В старую слегка дырявую шапку посыпались первые монеты — пульки. Люди кто откуда — из-за пазухи, из кармана, из обуви, из-под шапки — доставали патроны и бросали в импровизированный мешок. У Витьки даже появилась легкая надежда, что ему никогда не придется воровать, как…

— Эй, а что тут у нас творится? — недовольный бас тут же разогнал собравшихся. Люди, словно крысы, почуяли неладное и разбежались, а торговцы и торговки вернулись к своим товарам и уткнулись в них. Два амбала подошли к матери с сыном, нависнув будто скалы, один тут же поднял старую шапку и огромной лапищей сгреб все пульки разом.

— Разрешение имеется? — тут же рявкнул другой.

— Ка… Ка-к-кое разрешение? — заикаясь выдавила мать. — Тут же все торгуют и отдают положенный налог. Я, как и все, Жека…

— Как все, да не все, — ухмыльнулся бандит. Он толкнул товарища и оба заржали, словно знали одну маленькую тайну.

— Не издевайся! У меня только погиб муж, мне сына нечем кормить! Вы что не видите?

— Мы-то видим! — нагло ответил Жека и, шагнув вперед, выхватил у Оксаны флейту. Она рванула вперед, словно утопающий за спасительной соломинкой, но грубый толчок в грудь сбил весь пыл.

— Отдайте! — шмыгнув носом, поражённо попросила она. — Иначе я к вашему пойду… к Самому…

— К Самому? — бугай ничуть не испугался. А наоборот, улыбнулся еще шире, закованные в стальные коронки зубы сверкнули. — А ты еще не поняла? Самый сам и запретил тебе это! Он же дал добро на ваше выдворение из трактира! Дура, да, Жлоб?

Второй довольно хмыкнул, кивая.

— Но почему?