Конечно, возникновение Бруно в деревне Ново-Иваньково, так тогда назывался ближайший к ускорителю населенный пункт, вызвало фурор. Никаких иностранных граждан в российской глубинке тогда не было, тем более на секретном объекте. А тут появляется человек, не говорящий по-русски, да еще с четырьмя телохранителями. Бруно предоставили двухэтажный коттедж на главной (из трех имеющихся на тот момент) улице Дубны (). По тем временам это было суперроскошью. Но в первые годы в Дубне Бруно чувствовал себя довольно одиноко. Мафаи [6] зафиксировала его грустные слова о том, что вне работы никто с семьей Понтекорво особо не контактировал. Осложнял все языковой барьер плюс присутствие телохранителей. Они сопровождали Бруно даже на лыжных прогулках. Местные люди с интересом наблюдали, как Бруно дразнил телохранителей, увеличивая темп гонки на лыжне и отрываясь от своих охранников все дальше и дальше [82]. Развлечение, конечно, еще то.

Особенно тяжело восприняла новую действительность Марианна. Приступы замкнутости, которые замечала еще Лаура Ферми в США [37], усиливались, и через несколько лет Марианну поместили в психиатрическую клинику[21].

Однако дети быстро включились в пионерскую жизнь, носили красные галстуки, ездили в пионерлагерь под фамилией Ивановы ().

Старший сын Бруно Джиль вспоминает [43] о своих первых впечатлениях в Дубне: красивый сосновый лес, похоже на Канаду, уже на следующий день после приезда пошел в школу. Ему потребовалось буквально несколько дней, чтобы найти друзей, несмотря на то, что они знали всего лишь два-три английских слова. В школе Абингдона Джилю нужен был год, чтобы почувствовать себя на равных с одноклассниками.

До переезда основным языком общения в семье был английский, хотя Джиль говорил с отцом по-итальянски, а с матерью – по-шведски. Пока Тито и Антонио не закончили школу, Джиль старался говорить с ними по-английски – чтобы не забывали язык. Однако потом все в семье стали общаться на русском разной степени ломаности.

Дубна, куда приехали Понтекорво, – это самый лучший ускоритель в мире плюс три улицы без асфальта. Вокруг – лес, хотя первые дома отделяли от берега Волги буквально 200–300 метров, детей боялись одних пускать купаться на Волгу из-за большого количества змей, обитавших на этой полоске леса.

Интересно, что вокруг Дубны не было колючей проволки, неизменного атрибута «почтовых ящиков», связанных с военными применениями. Во всех таких городках охранялся не только сам объект, но и окружающее поселение. Это еще раз показывает уникальное отличие Дубны от Арзамаса-16, Свердловска-45 и других аналогичных «номерных» городков.

В школе Джилю нравилась биология. С удовольствием занимался с разной живностью, завел кроликов. Кролики любили клевер. На той стороне Волги был огромный луг, и Джиль летом каждое утро переплывал Волгу с авоськой, набивал ее клевером и плыл обратно к своим кроликам [66]. Ширина Волги в этом месте была порядка 400 метров.

С одним из телохранителей Бруно Джиль катался на коньках по Волге. Когда одной холодной и бесснежной зимой река превратилась в идеальный каток, они проехали по ней несколько километров.

Другое яркое впечатление, о котором Джиль всегда рассказывал [66], это то, что в 13 лет они с другом одни поехали в Москву и это было в порядке вещей. Этот пример он всегда приводил, чтобы показать: сталинское время, это не сплошной ужас и зэки.

В. И. Гольданский на 50-летии ЛЯП ОИЯИ рассказывал, что Бруно сразу все стали звать просто «Профессор». Установки Бруно и Гольданского стояли в экспериментальном зале рядом, и Гольданский стал разговаривать с Бруно, используя свой довольно ограниченный словарный запас английских слов. Вызов к начальнику первого отдела[22] последовал незамедлительно: «Как вы посмели общаться с Профессором на языке, который не понимают окружающие?».

В. А. Жуков в 1952 г. был направлен на работу в Дубну. Его первая встреча с Бруно:

«В элегантной, но довольно поношенной одежде заграничного покроя, в узких брюках и ботинках на толстых подошвах, он выглядел необычно для моего глаза, привыкшего видеть мешковатые костюмы на плечах наших людей того времени» [83].

Надо отметить, что Бруно попал в уникальный научный коллектив, где в свои 37 лет он был одним из самых возрастных сотрудников. Старше его был только руководитель Лаборатории М. Г. Мещеряков, которому в то время было 40 лет. Удивительное, конечно, было время. Самым мощным в мире ускорителем управляли настолько молодые люди, что 37-летний человек смотрелся патриархом.

Для образования молодых сотрудников начальство придумало очень правильную вещь: проведение регулярных семинаров. Их вел И. Я. Померанчук, который с командой молодых теоретиков раз в неделю приезжал в Дубну для обсуждения научной программы экспериментов на ускорителе. Бруно тогда еще не выучил русский, но Померанчук хорошо владел английским, и они много беседовали. Бруно впоследствии благодарил Исаака Яковлевича за эти очень полезные обсуждения, которые доставляли ему чисто профессиональное удовольствие [84]. Померанчук был замечательным физиком, все восторгались его манерой проводить блистательные семинары экспромтом. Надо представить те времена, когда не было никаких проекторов, оверхэдов и заранее подготовленных презентаций. Только доска и мел. Так вот Померанчук мог устроить у доски часовое обсуждение идеи, которую он только что услышал. Эта манера не столько чтения лекции, сколько публичного размышления, чистого экспромта, производила на слушателей неизгладимое впечатление.

Вплоть до 1953 г. дубненский синхроциклотрон оставался самым мощным в мире ускорителем протонов.

Чтобы запутать врагов, организация в Дубне называлась Гидротехнической лабораторией (ГТЛ) и считалась филиалом Лаборатории измерительных приборов АН СССР[23]. В 1953 г. ГТЛ выделили в самостоятельную лабораторию, и секретным постановлением от 8 января 1953 г. [80] Председатель Совета Министров Союза ССР И. В. Сталин утвердил членами Ученого совета Гидротехнической лаборатории доктора физических наук Понтекорво Б. М., а также целую плеяду выдающихся физиков: Д. И. Блохинцева, А. И. Алиханова, В. А. Фока, И. Я. Померанчука и других. Председателем Ученого совета был назначен М. Г. Мещеряков.