Первую главу – «Почему я так мудр» – он начинает с загадки: «Я умер уже в качестве моего отца, но в качестве моей матери я еще живу и старею». Он находится в обоих мирах. Кто же он? Не святой, не призрак – просто ученик Диониса. Он предпочитает быть сатиром, а не святым; разрушать идолов, а не устанавливать их. Последнее, что ему хочется, – «улучшать» человечество. Он предлагает взглянуть на его ноги и убедиться, что они сделаны из глины.
Он продолжает настаивать на своем безупречном здоровье. Если воспринимать все это буквально, то это полный вымысел, медицинские фантазии. Уже кое-что зная о его жизни, мы можем увидеть в этом описании попытки опровергнуть мнение, которое в тот век сифилитической паранойи неминуемо складывалось о любом мужчине, страдавшем от необъяснимых проблем со здоровьем, особенно если его отец умер от «разжижения мозга». Он с болезненным жаром доказывает нам, насколько он физически крепок. Да, у него есть проблемы со здоровьем, но это просто результат «небольшой местной дегенерации». Эта небольшая местная дегенерация привела к общему истощению и слабости желудочно-кишечного тракта, который, как он признается, уже давно подвергает серьезным испытаниям его физическую и психическую системы. В результате он обучился навыкам и знаниям, чтобы смотреть на мир с другой стороны. Он сравнивает себя с раненым хирургом, который обращает собственную боль на благо обществу. Только он, раненый хирург культуры, способен на переоценку всех ценностей.
Мы подозреваем, что он на полном серьезе снова говорит нам, что рецепт человеческого величия – это
«Когда я ищу глубочайшую противоположность себе, неописуемую заурядность инстинктов, то всякий раз обнаруживаю свою мать и сестру – верить, что я в родстве с такими
Далее он высказывает поразительную чушь о том, что является чистокровным польским дворянином и что в нем нет ни капли «дурной» немецкой крови. При этом Ницше не предполагает, что Франциска и Элизабет тоже имеют польское происхождение, но продолжает называть их «моя мать» и «моя сестра». Чему же верить, когда он всерьез утверждает, что достоин доверия больше, чем любой другой мыслитель?
Следующее эссе – «Почему я так умен» – развивает тему легких и желудка как самую важную для его философских упражнений. Он выступает как гуру в области диеты и спорта. Если избегать кофе и жить в сухом климате, то вы достигнете такого же здоровья, как и он сам. Довольно странно, что он отвергает кофе и одновременно восхищается лучшим в мире туринским кофе. Он советует жить в Париже, Провансе, Флоренции, Иерусалиме или Афинах. Но прежде всего не надо жить в Германии, где климат вредит внутренним органам, какими бы здоровыми они ни были изначально [14]. Крепкий желудок – вот что самое важное для философа.
Никогда не доверяйте идеям, которые пришли вам в голову не на свежем воздухе. Освободите свой разум от всех великих императивов и не пытайтесь познать самих себя.
Противореча всему, что он только что советовал, он без тени иронии утверждает, что необходимое условие для того, чтобы стать собой, – не иметь ни малейшего понятия о том, кто ты.
«Мы, которые в болотном воздухе пятидесятых годов были детьми, мы необходимо являемся пессимистами для понятия “немецкое”», потому что как может существовать цивилизованная мысль в государстве, где господствует лицемер? Ницше верит лишь во французскую культуру. А раз уж он касается вопросов культуры, то не упускает шанса снова высказаться по поводу Вагнера, который некогда стал для него первой возможностью вдохнуть полной грудью. Он признается, что с тех пор, как впервые услышал «Тристана и Изольду», всегда ищет во всех искусствах той же грозной и сладкой бесконечности. Козима Вагнер обладает самой благородной натурой в Германии, а также самым ценным голосом в вопросах вкуса. Дни, проведенные в Трибшене, он ни за что не хотел бы вычеркнуть из своей жизни.
В «Почему я пишу такие хорошие книги» дается обзор всех его опубликованных произведений. Как он писал издателю, с тем же успехом он мог бы писать рецензии сам на себя – больше-то этого никто не делал.
Раздел «Почему являюсь я роком» начинается так:
«Я знаю свой жребий. Когда-нибудь с моим именем будет связываться воспоминание о чем-то чудовищном – о кризисе, какого никогда не было на земле, о самой глубокой коллизии совести, о решении, предпринятом
Эти слова часто принимают за некое пророчество о Третьем рейхе, даже за благословение такого развития событий. Но из остальной части «Почему являюсь я роком» – не самого короткого раздела – становится совершенно ясно, что он имеет в виду не какие-то будущие апокалиптические события, но поставленную самому себе задачу бросить вызов всей морали прошлого.
Последнее предложение книги гласит: «Поняли ли меня? – Дионис против Распятого…» Книга завершается многоточием, как и многие другие его произведения.
Он закончил «Ecce Homo» 4 ноября – за три недели. Все это время он находился в полном одиночестве в городе, где никого не знал. Едва ли кто-то замечал его маленькую фигурку, гуляющую по улицам в легком пальто с синей оторочкой и в огромных английских перчатках. Теперь он постоянно держал голову под углом, проходя по длинным каменным галереям Турина с их стробоскопической сменой света и тени. Когда он окончил книгу, уже подступала зима, и горы, вид на которые открывался из города, надели белые парики, а небо стало выцветать.
Турин снова стал ареной мероприятия государственного масштаба. Место королевской свадьбы заняли государственные похороны, место белого атласа – черные ленты, место праздничной помпезности – мрачная меланхолия. Те же властные и привилегированные гости заполонили Турин, на сей раз они приехали на торжественные похороны графа Робиланта. Из-за любви к всяческой пышности Ницше сделал Робиланта сыном короля Карла Альберта, хотя на самом деле граф был просто его адъютантом.
Ницше отправил рукопись «Ecce Homo» своему типографу Науманну 6 ноября. В сопроводительном письме в самых серьезных тонах говорилось, что книга была вдохновлена ощущением невероятного здоровья, возникшего впервые в жизни философа. Науманн должен немедленно ее напечатать.
В то время Науманн еще не превратился в издателя, которым он станет несколько позже. Его работа состояла не в том, чтобы редактировать книгу, – он должен был просто напечатать ее по запросу автора, оплачивающего расходы. Ницше настаивал, чтобы Науманн выпустил «Ecce Homo» до «Антихристианина», которого следовало придержать. «Ecce Homo» была книгой-вестником. Она, как Иоанн Креститель, должна была прокладывать путь. Текст не нужно было заключать в рамку, а строки надо было сделать шире. Науманн предложил взять бумагу подешевле. Ницше пришел от этого в ужас.
Выслав Науманну инструкции, Ницше тут же начал вносить в книгу изменения. Он добавил несколько абзацев, потребовал рукопись назад, вновь отправил ее в типографию в декабре 1888 года, «готовую к печати», потом добавил стихи, передумал, снова передумал. Его занимало множество дел, но среди них не было места новой книге о великой переоценке ценностей. Он собрал девять стихотворений, которые сочинил в 1883–1888 годах, и сделал беловые варианты для публикации. После нескольких неудач он остановился на названии «Дионисовы дифирамбы» (Dionysos-Dithyramben).
Исходное значение слова «дифирамб» – греческий хоровой гимн Дионису, но со временем термин стал обозначать любой дионисийский или вакхический гимн или стихотворение.